Художник спектакля – Ирэна Ярутис, хореограф – Ирина Ткаченко, композитор – Виталий Истомин. Премьера спектакля «Воля» намечается на Большой сцене РДТЛ 19 и 20 сентября 2020 г.
Режисcер и педагог Владимир Гурфинкель родился на Украине, учился режисcурe в Ленинграде и Киеве, ставил спектакли и преподавал в Киеве и Санкт Петербурге, Норильске и Перми. Ставил спектакли в России и за ее пределами. Был главным режиссером в Екатеринбургской драме, в Челябинске, a в 2012-2018 гг. был директором и главным режиссером Пермского академического театра. Создавал международные фестивали «Белые ночи в Перми», «Пространство режиссуры» и «РЕМПУТЬ. Театральная биржа. Пермь».
Владимир Львович, хочется получить ответ на главный вопрос – что, по-вашему, режиссерское искусство?
Дело искусства — опережать время, и самая главная потребность в ответе на вопрос, какой ты и кто ты – не утверждать ничего, исходя из опыта вчерашнего дня, а искать возможность ответов на актуальные вопросы дня сегодняшнего. В сегодняшней лексике и в эстетике завтрашнего дня. Если режиссер не стремится понять и эстетически обогнать время, тогда он занимается самым страшным — навязывает вчерашнее мировоззрение.
Вы не впервые ставите Василия Макаровича Шукшина. Почему?
Шукшин – один из cамых правдивых авторов на земле. Когда-то у меня была потребность сделать его рассказы отдельными произведениями, а теперь возникла потребность найти в себе другого Шукшина, не жанрового. Много авторoв, содержание которых раскрывается сквозь время, потому так необходимо снять с Шукшина приметы советского автора, сорвать с его героев кримплен и нейлон, убрать этнические и декоративные элементы его творчества, под которыми он прятал свою мятежную, окровавленную душу. И эта потребность перевести Шукшина из разряда бытописателя и знатока нравов в ранг философа, который понимал мир сегодняшний, и привела к постановке в Русском драматическом театре Литвы.
Что нового, вечного или забытого можно найти в его рассказах, написанных о городских и деревенских людях?
Не надо искать нового, потому что поиски нового на следующий день устареют. Единственный выход в искусстве – это искать вечное и находить возможность переводить авторов вчерашнего и сегодняшнего дня в разряд вечных. Шукшин с годами теряет национальные признаки и становится наднациональным автором. Как когда-то мир осознал, что Шекспир больше чем английский писатель, это писатель мира. Мне кажется, что на сегодняшний день такое возникло и для Шукшина.
По каким критериям, качествам из большого творческого клада Шукшина Вы выбрали именно эти пять рассказов («Охота жить», «Сураз», «Стёпка», «Мой зять украл машину дров», «Сельские жители»)? Что их объединяет в одно целое, какие темы или сюжетные линии создают ядро инсценировки?
Это, конечно, не инсценировка. То, с чем мы работаем, это самостоятельная и самодостаточная пьеса, создана Ильей Губиным. Илья замечательный молодой драматург, который не стесняется быть драмаделом. Он берет, по словам Мейерхольда, толстую свинью романа и превращает в борзую собаку пьесы. Илья Губин, с моей точки зрения, напитавшись персонажами Шукшина, создал довольно самостоятельное художественное произведение – пьесу «Воля».
Интересно назван и жанр (или подзаголовок) пьесы — «Простая жизнь в одном действии». Зритель может надеяться на просмотр спектакля на одном дыхании, без антракта, как хорошее кино?
Я не знаю, как зритель будет воспринимать пьесу. Могу только надеяться, предполагать, что мы сможем понять зрителя и создать некую манипуляцию его чувствами. Спектакль может идти час или неделю, это не важно. Мне кажется, что насколько мощна тема, настолько немногословным должен быть режиссер. Мне кажется, что невозможно по длительности оценить спектакль, но формат, над которым мы работаем, это полтора часа.
Я взялся бы и за произведение, которое идет четырнадцать часов, например, если это – глава из Торы, я бы с удовольствием сделал гигантский спектакль. Это форма абсолютного погружения, когда художник требует подвига от зрителя, и зритель понимает, на что он идет. Но психология нашего времени ритмически сформирована смсками, твитами и фастфудом, и позволить себе роман, обед с четырьмя переменами блюд, трехчасовой и многоформатный спектакль способен только тот театр, у которого периодически дежурит конная полиция, чтобы сдерживать зрителя. Таких театров немного.
Спектакль озаглавлен «Воля». Ведь это слово означает не только свободу?
Но это – такой жесткий, суровый мир, в котором люди ищут ответы на вечные вопросы. И не зря слово «воля» вынесено в название, потому что свобода для человека – это его внешнее обстоятельство, а воля — это внутреннее совершение человека: быть вольным в тюрьме. Чаще всего человек не волен, ибо он живет во внутреннем собственном представлении. А есть ощущение свободы – самое дорогое на земле. Я встречал людей, у которых кроме топора или ружья ничего нет, и ты смотришь на него, а он свободен как царь Иудейский. Потому, что он – личность, он сопричастен к этому миру, к этим людям, он точно знает, сколько он стоит, на него всегда можно опереться, он никогда не продаст, он никогда не предаст, он крепок, как дерево, как дуб, у него слаженная система мира. Шукшин — певец людей, которые страстно тянутся к категорическому, полному пониманию каких-то вещей, на которых держится мир.
У Шукшина нет среднестатистического человека: есть человек или недочеловек. Человек — это всегда личная ответственность за каждый поступок, за каждое слово, человек для Шукшина — это всегда отдельно взятая личность. У него нет толпы, он не может живописать толпу, народ, о живописует конкретного человека, и это крепко.
В моем спектакле два сбежавшие из тюрьмы персонажа обретают волю, то, ради чего живут, также поднимается вопрос, в чем вольны женщины… Большое количество вопросов исследует автор, и нам хотелось бы исследовать их более современно.
Вы впервые работаете с нашими актерами. Какими принципами распределения ролей и работы с актерами Вы руководствуетесь?
По-моему, нет плохих актеров, нет хороших актеров, нет обученных актеров, нет Богом данных актеров. Есть артист, который нужен для этого спектакля и для этой роли, или есть артист, который милостью Божьей, но он тебе совсем неинтересен. Не на артиста ищется материал, а материал выбирает артиста. Я очень сложно искал состав для этого спектакля и с одной из ролей просто измучился, пока не нашел максимально способного к этому человека. Надо моментально угадать, какими частями души артист совпадет с персонажем. Это очень сложное дело, постоянное изучение практической психологии, чтобы высчитать сопричастность человека с образом.
Театр – это искусство обмана: зритель приходит, чтобы его обманули, и мы его обманываем. А Шукшин — другой размер, это автор, который предлагает нам возвыситься до простоты и правды. Мы должны отказаться от декорированности пространства и чувств. И в этом сложность для актера. Он не декорированный, он во всем должен быть правдив. И пусть его «да» будет «да», а «нет» будет «нет», все очень однозначно. И в этом прелесть.
Скажите, пожалуйста, несколько слов о сценографии и музыке спектакля.
В этом спектакле нам нужно, чтобы был холод, и меня абсолютно не удовлетворял снег театральный. Как сделать так, чтоб весь мир Шукшина был или внутри нашей фантазии, или внутри подлинного мира, и что нужно именно для Шукшина? Это очень сложно, потому что шум важнее музыки, подлинная фактура важнее. Я все думаю, что бы требовалось для самого Василия Макаровича, а от чего он бы хмурился.
За дверьми театра рождается спектакль. Что нашим зрителям скажет создатель сценического мира В. Шукшина?
Может я странно скажу, но, пожалуйста, если вы любите Шукшина своей собственной любовью, то не приходите к нам, мы вас расстроим, потому что нам хочется предложить вам другой взгляд на этого автора. И если вы убеждены в подлинности вашего восприятия Василия Макаровича, и вам не хочется вступать в диалог с его персонажами и говорить об авторе, то не трудитесь, вы будете расстроены.
Шукшина сложно понять, потому что он жил в совковые времена и, несмотря на то, что он был самым титулованным творческим человеком времени, он страшно пил, потому что он видел подлинное, видел ложь, в которой он жил. Он вынужден был молчать ради того, чтобы иметь возможность творить и периодически не выдерживал, срывался. Я неоднократно ездил к нему на родину, я стремился это понять, был на Алтае, на Горном Алтае, я понимаю, что там немножко другие люди. Ты едешь вдоль дороги, а там человек продает грибы, и у него – такие глубокие глаза, он так глубоко вздыхает, и ты понимаешь, что он молчит о чем-то не просто так, ему есть, о чем молчать... Шукшин – прекрасный автор, магический для меня, когда ты смотришь на его внешнюю простоту, то понимаешь, как это обманчиво...
Спасибо за беседу.
