Все началось с забастовок на самой крупной стройплощадке ГДР — Аллее Сталина в Восточном Берлине, но недовольство назревало уже давно. Восточной Германией руководили верные сталинцы во главе с Вальтером Ульбрихтом, который всю войну провел в Советском Союзе.
В конце 1940-х годов в ГДР началась форсированная индустриализация страны, причем упор делался, как это типично для всех стран социализма, на тяжелую промышленность. В сельском хозяйстве был взят курс на коллективизацию. Колоссальные средства шли на вооружение и содержание военизированных полицейских отрядов (внутренних войск, которые стали чуть позже основой регулярной армии ГДР). Параллельно проводилась антирелигиозная политика: сажали священников редко, чаще просто выживали из Восточной Германии, выгоняя на Запад и закрывая церкви.
Все это уже задолго до июня 1953 года вызывало сначала глухое, а потом и все более явное брожение в ГДР, которая семимильными шагами шла к политическому и экономическому банкротству. И если в Западной Германии карточки уже давно отменили, то в Восточной они существовали, причем их не всегда отоваривали. Сотни тысяч жителей ГДР бежали на Запад: благо граница была тогда еще полуоткрыта. В одном только 1952 году из ГДР в ФРГ сбежали 180 тысяч человек, а в первой половине 1953 года — еще 226 тысяч.
Повышение норм выработки стало лишь последней каплей, причины же лежали глубже, и главной из них было массовое недовольство начавшимся в ГДР построением социализма советского образца. Да и отношения населения с администрацией советского сектора тоже складывались отнюдь не гладко.
Когда 16 июня строители Аллеи Сталина бросили работу и маршем прошли по городу, к ним присоединялось все больше и больше людей. До этого момента, в течение предшествовавших двух десятилетий, немцы знали только предписанные сверху демонстрации. А теперь их охватила эйфория свободы.
Тысячи строителей, рабочих, школьников собрались у Дома министерств. Они требовали встречи с руководителями ГДР. Но к ним решился выйти лишь министр железнорудной промышленности. Другие тем временем вели переговоры с советским военным командованием об эвакуации их и членов их семей в Советский Союз. 17 июня их всех во главе с Ульбрихтом укрыли в Карлсхорсте — районе Восточного Берлина, где располагалось командование советских войск.
На следующий день в ГДР была объявлена всеобщая забастовка. Более трех десятилетий Германия не знала ничего подобного. Восстание охватило всю страну. Более тысячи предприятий и кооперативов были охвачены забастовками. В Биттерфельде, Герлитце и Мерзебурге рабочие штурмовали райотделы "штази". В Лейпциге, Магдебурге и Галле разгромили обкомы партии. В Бранденбурге, Гере и Йене из тюрем освободили политзаключенных. Более миллиона восточных немцев вышли 17 июня на улицы.
В Восточном Берлине сотни тысяч людей собрались на Александерплац, на Потсдамской площади и у Бранденбургских ворот. 22-летний шофер Хорст Валентин взобрался вместе с приятелем на самый верх Бранденбургских ворот, снял красный флаг и водрузил другой — с медведем, символом Берлина.
В ответ был объявлен приказ военного коменданта советского сектора Берлина о введении чрезвычайного положения. Запрещались все демонстрации, митинги и прочие "скопления людей". Вводился комендантский час. Но демонстранты не расходились, и тогда танки Т-34 двинулись на людей.
Точное число жертв подавления рабочего восстания в ГДР неизвестно. Погибли не менее 125 человек, сотни людей были ранены. Многих гэдээровские власти хоронили тайком, чтобы скрыть истинное число погибших. Десятки раненых удалось переправить в Западный Берлин. Более двадцати тысяч человек были арестованы.
После воссоединения Германии, когда открыли архивы министерства госбезопасности ГДР и Политбюро ЦК СЕПГ, выяснилось: сотрудники "штази" затратили большие усилия, чтобы доказать участие "американских провокаторов" и "адэнауэровских агентов" в организации восстания 17 июня. Но не сумели этого сделать. Один из документов госбезопасности гласит: "Западных контактов в ходе расследования не выявлено".
После восстания повышение норм выработки было отменено, цены на многие товары снижены на 10—20 процентов, но несмотря на либерализацию государственной политики в отношении рабочих и других слоев населения, последовавшего за этим улучшения материальных и других условий жизни, еще целый ряд лет имело место серьезное отчуждение между народом и властью. Партийные материалы для внутреннего пользования говорили о том, что "в рабочих коллективах и среди населения еще нет ясного представления о 17 июня как о фашистской провокации".