Примерно такая ситуация сложилась в 1737 году, когда в Виленский магистрат с жалобой обратился купец Михаил Мейер. Ответчиками по его делу выступали не просто люди сильные, а могущественные настолько, что в сравнении с ними купец выглядел просто песчинкой: замахнулся виленский торговец на высших чиновников Российской империи во главе с самим всесильным вице-канцлером графом Андреем Ивановичем Остерманом. Но и понять господина Мейера было можно - очень уж много неприятностей свалилось на его бедную голову.
Все началось еще в 1729 году. Получил купец Мейер прекрасный подряд - на нужды войска поставить 2500 лосиных шкур. Конечно, самих шкур у него не было, зато он знал, где их достать. Был у него старый знакомый - купец Иван Попов. С ним-то Мейер подписал договор, и денег 1000 червонных злотых на товар выдал. Шкуры через три недели он должен был получить в Смоленске. Но не получил. Беда пришла неожиданно - вечером еще Иван Попов был, а утром исчез бесследно. Бросился Михаил Мейер искать своего приятеля, и узнал совсем нехорошие новости: среди ночи был арестован купец Попов, и вместе со всей своей немалой казной (70 000 рублей) отправлен прямиком в Москву. По всему выходило, что принялись за купца нешуточно. За разъяснением, как же теперь будет с его контрактом и деньгами, Мейер робко обратился к Смоленскому губернатору генералу Дюпре. Генерал просителю быстро объяснил, что уж если купца Попова увезли в Москву, то ничего хорошего ждать не следует, а посему следует Мейеру обращаться прямиком в Петербург. Собственно таким нехитрым способом Дюпре избавился от неудобного просителя. А Мейеру не осталось ничего иного, как запастись терпением и значительными средствами и отбыть в столицу империи.
В Петербурге Мейер первым делом представился посланнику Речи Посполитой Лефорту, с которым быстро нашел общий язык, пообещав солидное вознаграждение за хлопоты. Вместе они изложили суть претензий купца, приложили документы и направили все прямиком секретарю вице-канцлера Остермана Мюллеру. Через некоторое время Мейеру удалось добиться аудиенции в резиденции вице-канцлера. Последний сообщил купцу, что на решение его беды много времени не надо, и все решится буквально завтра. Обрадованный Мейер поспешил домой, но он не учел только одного - остермановское «заффтра» («zafftra» - так передает документ звучание любимого слова вице-канцлера) вовсе не означало быстрого решения проблемы.
На дворе стоял январь 1730 года. В империи происходила опасная для многих смена власти, хитрый Остерман официально заболел, поэтому просителя отправили к Павлу Ивановичу Ягужинскому. Но Ягужинский был сильно занят борьбой с Долгорукими и Голициными, и дело купца совершенно не решалось. Наконец, в марте ситуация в стране прояснилась, аристократия была усмирена, Ягужинский, Головкин, Кантемир и Остерман снова были в фаворе: осыпаны милостями новой императрицы, награждены должностями.
Ягужинский, наконец, приступил к решению вопроса Мейера. Само решение свелось к тому, что дело снова вернули Остерману. Такой поворот изрядно опечалил купца: все его старания и просьбы разбивались об это, выглядящее уже вечным, «заффтра». Наконец, изрядно поиздержавшись, Мейер отправился на родину. Но сдаваться и упускать свои капиталы купец не собирался - при первой же оказии он снова подал свои претензии. В этот раз похлопотать за купца взялся королевский секретарь Шлегель. Но и эта затея провалилась. Шлегель вернулся в Варшаву, а дело купца так и осталось нерешенным. Мейер отправился в Варшаву, чтобы получить разъяснения от самого Шлегеля. Но вместо этого его самого допросили и сообщили, что искать правду будет очень тяжело - очень уж неудобным было дело купца. Пришлось Мейеру смириться с потерей средств.
По дороге домой из Варшавы, купцу снова улыбнулась фортуна. Случайно он встретился с графом Потоцким, которому и поведал историю своих злоключений. Потоцкому понравился и рассказ и сам Мейер, как редкий в своей настойчивости человек. Потоцкий в свою очередь нуждался в толковых управляющих. Одним из крупных имений Потоцкого были Горы - Горки, место удобное и перспективное. Купец предложил Потоцкому устроить в имении крупные склады, где товары преимущественно из России подготавливались к транспортировке, потом переправлялись к Двине и далее сплавлялись в Ригу. План был хорош, и Потоцкий с ним согласился. Конец процветанию компании Потоцкого и Мейера положила война за Польское наследство. Имение было занято российскими войсками, и Мейер снова столкнулся со своими старыми знакомыми - генералом Дюпре и другими представителями администрации.
Но на этот раз речь шла о серьезном предприятии, посему спасать свое дело Мейер снова отправился к Остерману и решил добиваться своего всеми доступными средствами, в том числе и путем взяток. Дорогие украшения, золотые табакерки, деньги - все это, по мнению купца, должно было решить дело самым быстрым способом, а не «заффтра».
Удивлению Михаила Мейера не было предела, когда первого февраля 1733 за ним пришли вооруженные господа и в кандалах отправили в крепость. И совсем страшно стало купцу, когда он узнал, что обвиняют его не в чем-нибудь, а в шпионаже в пользу Франции. Год и четыре месяца пробыл Мейер в тяжелых кандалах, пытался было доказывать тюремному начальству, что он не шпион, но кроме плетей, которыми «наградил» купца один из офицеров, не добился ничего.
Наконец, про сидельца вспомнили, облегчили условия содержания, а потом и вовсе выпустили. Правда, уже ничего у несчастного Мейера не осталось, ни денег, ни украшений, ни табакерок золотых - все что было нажито растворилось, как в тумане. Даже документы, и те ему отказались выдать. По старой привычке, было, бросился к Остерману, но тот ему настойчиво посоветовал возвращаться домой, а про жалобы забыть навсегда. Мейер пообещал дойти до императрицы, Остерман в ответ пообещал плетей, причем не «заффтра». Наконец Мейеру стало ясно, что в этот раз обещание графа Андрея Ивановича может исполниться быстро и без проволочек, поэтому отбытие купца на родину произошло в самые короткие сроки.
Вернувшись домой, Мейер нашел свое жилище разоренным квартировавшими во время войны солдатами генерала Дюпре. В нарушение всех инструкций и вопреки здравому смыслу в доме Мейера проживало 20 солдат, в результате чего в очень скором времени дом стал представлять весьма жалкое зрелище, а различное имущество стало исчезать с завидным постоянством. Мейеру ничего не осталось как сесть подсчитывать убытки. А они были велики. Всего претензия Михаила Мейера к высшим чиновникам Российской империи во главе с ненавистным Андреем Ивановичем Остерманом составила 7 965 червонных злотых (27 кг золота). Магистрату пришлось принять дело к производству, а Мейеру досталась сомнительная слава человека, которому сам кабинет министров Российской империи задолжал.
