Это четвертый и последний его рассказ о Нагорном Карабахе.
Когда день не отличается от ночи
Ночь в подземелье особенная, сразу осознать, что не так сложно. Там нет ни утра, ни вечера. Это постоянная темнота. Это я каждый раз ощущал, когда ночевал в пещерах. На поверхности мы видим свет и так ориентируемся, когда пора вставать. Под землей ты просыпаешься и не можешь понять, который час – 3 часа ночи или 3 часа дня. И только часы помогают выяснить, какое время суток наступило.
Здесь то же самое. Я просыпался несколько раз. Открываешь глаза – та же темнота и спящие вокруг на стульях мужчины. Открываешь глаза через несколько часов – та же картина. Если кто-то просыпается - тихо выходит, чтобы не мешать спящим. И такой подземный круг крутится до 9 ч. утра.
Люди здесь никуда не спешат. Ни спать, ни вставать. Ведь идти некуда. Разве что в другое помещение. Кстати, в женское помещения мужчины заходят смело и в любое время. Однако женщин на мужской половине я видел только один раз, когда мне подали еду.
Между мужским и женским помещениями есть коридор, он разделен висящими одеялами. Там утром я замечаю спящих пожилых супругов на железной кровати. Необычно, что спят они валетом и обнимают друг друга за ноги.
Жители подземелья просыпаются медленно. Утром вместе с другими мужчинами я захожу на женскую половину. Некоторые женщины завтракают, другие только встают. Каждая из них есть на стуле рядом со своей "койкой". Но это не койки в прямом смысле слова - одни спят на стульях, другие на ящиках и лишь немногие на железных кроватях.
В числе женщин есть и Рита, которой больше 90 лет. Она с трудом передвигается и редко встает с кровати. Ее сын Сежик, которому уже 70, - единственный мужчина, спящий в женской половине. Он присматривает за матерью. Спит на лавке рядом с ней. Ни на что не жалуется. Только помогает ей. Приносит еду, заваривает чай, моет посуду и сидит с ней.
Еще часть женщин завтракает за школьными партами. Меня угощают хорошим кофе из кофейника.
Перед тем как покинуть место ночлега, я разговариваю в дверях с Грантом. Он, как и другие местные жители, пережил утрату. На улице, где мы находимся, он 30 лет назад лишился сына. Его застрелили.
Сейчас мужчина эс возмущением говорит мне, что его не пускают воевать. Ему немало лет, он тяжело ходит, но говорит, что стрелять из автомата это не мешает. Только пустите в окопы...
Мне сложно понять, что это – ненависть к конкретному врагу, желание воевать или завидный патриотизм. Грант такой - не первый и не последний. Все рвутся на войну, защищать страну.
Я не историк, не политик или еще кто-то, чтобы сказать, кому принадлежит или должна принадлежать эта земля. Могу лишь сказать, что до сих пор я не встретил ни одного жителя Нагорного Карабаха, который хотел бы быть в составе Азербайджана.
Это порой фантастическое упорство впечатляет. И, наверное, чем больше таких людей, тем больше это зажигает других. Взаимопомощь и взаимоподдержка – то качество, которому у армян стоит поучиться.
Начались обстрелы – меняем направление
Мы едем к одному из населенных пунктов недалеко от линии фронта.
Не хочется упоминать название, поскольку эта информация может заинтересовать другую воюющую сторону и в результате могут пострадать ни в чем не повинные гражданские лица. У нашего "фиксера" зазвонил телефон. Вскоре он рассказал нам – едем в другую деревню, в той, куда мы ехали, начался обстрел. Мы меняем направление.
Мы проезжаем красивые горные долины, жаль, что видим эту красоту при таких обстоятельствах.
Очень жаль. По мере приближения к линии фронта возвращаемся к реальности. Проезжаем несколько неясных постов, но нас никто не останавливает. Кое-где стоят военные с автоматами, но мы ничье внимание не привлекаем.
Чем дальше отъезжаем, тем чаще слышатся глухие звуки разрывающихся бомб. Перемирия не видно. По звукам сложно определить, с какой стороны стреляют, ясно одно - покоя нет.
Мы въезжаем в городок. Останавливаемся рядом с одним административным зданием. Мы не успели остановиться, как подбежал мужчина, который сказал, что машину надо спрятать в стороне, чтобы ее не заметили дроны. Позже мы поняли – это важное здание.
Мужчина в военной куртке встретил нас у бокового входа. Он снимает нас на телефон. Параллельно он провел инструктаж - надо выключить наши телефоны. Я не люблю подобные ситуации: ты находишься на чьей-то территории, безопасность зависит от незнакомых тебе людей, а один из них тебя снимает на видео. Ты понимаешь, что вынужден подчиниться, но не знаешь, где потом используют видео.
Именно поэтому, когда нам предложили сделать общее фото с этим военным, я опустил голову и не стал улыбаться. Я не знаю, где и когда эту фотографию могут использовать для пропаганды и чем это обернется для меня и моих коллег.
Инструктаж закончился, а с ним видеозапись и фотографирование. Мы стоим, курим и разговариваем ни о чем. Мне не по душе периодически раздающиеся взрывы, поэтому я иду в здание и встаю подальше от окон. Я так поступаю всякий раз, когда есть такая возможность – ищу наиболее безопасное место. Поскольку спокойствие обманчиво.
Самое главное - пережить первый удар, потом отреагировать – упасть на землю или бежать в бомбоубежище, искать другое укрытие. В Украине этот первый удар называют "нежданчик". Если удалось пережить первый удар – шансы на то, что переживешь обстрел вырастают в несколько раз.
На этот раз нам повезло. Только мы закурили, как раздался взрыв, окна выдержали. Мы стояли у входа в убежище. Хватило нескольких секунд, чтобы оказаться в нем. Второй взрыв раздался, когда мы спускались вниз. Все живые и здоровые.
Внутри военный объяснил, что в нескольких сотнях метров разорвались реактивные ракеты "Смерч"...
Когда стирается грань между гражданскими и военными
Мое внимание привлекло, что в убежище этого здания прячутся как гражданские, так и военные лица.
Потом мы покидаем убежище и едем искать место, где разорвался снаряд.
Сначала сообщили, что снаряд попал в детский сад.
Мы пытаемся найти место взрыва. Безрезультатно. Я не понимаю, почему. Ведь должен быть дым, запах, следы разрушений.
Мы останавливаемся около одного многоквартирного дом. Забираемся в подвал. Нас встречают несколько местных жителей. Они нас принимают – как обычно в таких случаях. Пока коллеги говорят с мирными жителями, я замечаю в другом помещении военных в камуфляже.
Я не силен в военном праве, но мне сложно понять, как в гражданском здании в одном месте находятся мирные жители и вооруженные военные? Как же тогда можно осуждать удары по гражданским объектам?
Психологические операции
Одно из самых интересных явлений на войне - психологические операции. Когда без выстрелов пытаются изменить мораль другой воюющей стороны.
Один из военных (хотя здесь сложно понять, кто военный, а кто просто носит военную форму), рассказал, что азербайджанцы почти ничего для этого не делают. Они не транслируют свой гимн, не сбрасывают листовки, не призывают сдаваться по телевидению. С такими действиями я сталкивался во время конфликта в Украине.
Единственное, что они делают – рассылают информацию в социальных сетях. А чтобы она достигла адресата – заказывают рекламу в социальных сетях, где есть фотографии погибших армян, а как целевую аудиторию указывают территорию Нагорного Карабаха и Армении.
По словам собеседника, социальная сеть на это не реагирует. Говорят, что за удаление таких снимков отвечает центр в Стамбуле, а их отношение к войне понятно. Правда, проверить эту информацию невозможно. Источник - "мне сказали".
Сами армяне принимают журналистов и заботятся о них. Они принимают их, возят, оказывают внимание. Иногда даже дают жилеты и каски. С другой стороны, они показывают только разрушенные здания и людей в убежищах. Военных фотографировать нельзя, как и технику, похороны, раненых, больницы. Поэтому практически нельзя сказать, какова реальная ситуация на фронте. Можно показывать только то, что вызывает у противника негатив и побуждает бороться с ним.
Мы выезжаем из городка. И на этот раз все проходит удачно. Только появились новые размышления. Так всегда бывает, когда видишь такое своими глазами. Мы видели немного, но в нескольких местах не было ясной границы между гражданскими и военными.
Когда видишь настроение людей, это становится понятно. Все люди пронизаны ненавистью к врагу. Военным оказывают максимум поддержки. Община небольшая. Все так или иначе пострадали от войны. Для них не существует "они" и "мы". Есть одно целое, этому, кстати, стоит и нам поучиться.
Я не осуждаю выбор. Но в таком случае надо принимать и все правила игры. Если твои ракетные установки спрятаны в городским сквере, который потом уничтожает вражеская артиллерия – нельзя возмущаться, что погибли мирные жители.
Или, как можно обвинять противника в уничтожении Дома культуры, если там был склад военных припасов? Или стоящая, пусть и замаскированная, в пригороде армянского городка, рядом с дорогой ракетная установка S300. Как это объяснить? Если вражеская разведка это заметит, по ней будут вести огонь. Скорее всего, пострадают мирные жители и гражданские объекты.