"Мариуполь – это форпост". Монолог жительницы города, который уже неделю в осаде

Город, в котором проживают около 400 тысяч человек, испытывает гуманитарную катастрофу: там нет еды, воды, лекарств. Дома без отопления и электричества. Горожане топят снег, чтобы получить воду. О жизни в городе Донецкой области, которая превратилась в ад, – в прямой речи Анны.

- Вчера (9 марта – Ред.) я была на квартире, все было нормально, она целая. Сегодня что, еще не знаю. Сегодня у нас все очень плохо и жестко. Мы не знаем, что делать. Трусимся. Этажи все шатаются от волны (Ред.)

Я не знаю, чем это все закончится. Если у вас будет возможность сообщить (говорит Анна собеседнику, от которого мы и получили эту запись – Ред.), скажите, что здесь скоро будет стихийное бедствие. Они стреляют, куда попало. Во дворы летит. Мы не знаем, что делать.

Стихийное бедствие будет.
Все горит. Трупы лежат. Их закапывают в парке.
Стекол нету.
Еду не привозят. Воды нет.

Я не знаю, как они там договариваются. Но Мариуполь – это просто форпост.
Людям помощи нет. Мы ни от кого ничего не ждем.

Еду не раздают. Было, приезжало что-то, надо было выстоять по 9 часов. В это время идут обстрелы вокруг.

Люди по три тысячи (человек – Ред.) сидят в подвалах. Я не знаю, что будет дальше. Но уже хуже некуда.

Тут уже даже не по чему бить. Просто жилые дома. Чтобы здесь ездили военные, их сильно не видно. Я не знаю, по чему они (россияне – Ред.) стреляют!

Пока тихо. Но летает самолет. И взрывная волна… Окна вылетают. Я не знаю… На первых этажах нет (окон – Ред.). Восьмые-девятые – пока мы держимся. Дверь на лоджию открывается сама.

В тамбуре мы сидим на 9 этаже. Вниз (спускаться – Ред.) боимся, потому что, если дом сложится, нас всех завалит. Все, что я читала, – сидеть в тамбуре надо.
Уже просто жопа. Мягко говоря.

У некоторых людей ничего нету: ни домов, ни машин. Выбраться никак. Люди выбежали в одних тапочках. Ходят по улице, не знают, куда им идти. В подъезды заходят, там свои их могут выгнать.

Нас просто бросили на произвол судьбы.
(Анна начинает всхлипывать. – Ред.)

Это уже невозможно! Люди умирают на улицах. Их хоронят на штык-лопату. И просто лежат трупы.

Нам некуда бежать. Нас не выпускают. Нам деться некуда. Везде вот эти воронки по семь метров. Мы не знаем, что делать.

Уже у всех севшие телефоны. Я свой включаю в одно и то же время – хоть кому-то позвонить. Все бес связи. У нас нет связи. Я могу позвонить, куда угодно, но только не по месту, не по области.

За водой люди по 9 часов стоят на холоде, на морозе. Снег идет, дождь идет, люди стоят. Все мерзнут, кашляют, чихают, все болеют. Бабушки старенькие, я не знаю, как они еще двигаются.

Эти (украинские военные – Ред.) отбиваются, те (российские оккупанты – Ред.) не выпускают.
Все люди страдают.

Тут просто люди живьем, я более, чем уверена, будут вылезать и идти прямо на эти мины и на этих солдат. Ситуация просто патовая.

Будем надеяться, что хоть кто-то додумается что-то сделать, и что-то изменится.
Очень, очень все плохо. Еды нигде нет. Вообще нигде. Вообще нигде!

Воду еще можно как-то достать. 9 часов мы выстояли, достали 6 бутылей воды. Это та, которая из-под крана, которую можно прокипятить и пить. Прокипятить на костре. Где-то взять дрова. Все мокрое. Где эти пилки? Руками…