На этом торжественном открытии сезона целых 23 минуты в зале стояла мертвая, мертвящая тишина.

Замолк даже никогда неунывающий и говорливый руководитель Роскультуры Михаил Швыдкой, который, собственно, и представил вахтанговцам их нового босса. Кстати, Михаил Ефимович специально, я бы даже сказал намеренно, подчеркнул, что кандидатуру «литовского гения» предлагал в качестве своего преемника еще Михаил Ульянов, весной 2007-го, увы, ушедший из жизни. После длительных переговоров, отказавшись в первый раз, со второй попытки Римас Туминас приглашение Театра Вахтангова принял…

Итак, речь «варяга», окончившего, правда, русскую театральную школу, носила исключительно программный характер. Любопытно, на что позже обращали внимание все, с кем удалось пообщаться в кулуарах (ветераны Владимир Этуш, Василий Лановой, Вячеслав Шалевич, Людмила Максакова, среднее поколение – Сергей Маковецкий, Юлия Рутберг, Максим Суханов, молодые - Мария Аронова, Александр Олешко, Игорь Золотовицкий), что серьезность намерений господина Туминаса подчеркнуло полное отсутствие акцента.

- Для меня Театр Вахтангова всегда был Парадизом, дворцом той блоковской Прекрасной дамы, которую олицетворяла бессмертная Турандот и о которой долго мечтал со стороны, - начал спич режиссер из Литвы. – Когда привез сюда свой «Маскарад», помню, у меня поджилки тряслись… Эту позицию человека со стороны мне и хотелось бы сохранить, поскольку именно дистанция между мной и вами позволит продолжить праздник Театра. Надеюсь, что вы станете моими союзниками. Свой театральный путь я начинал с любви к актерам, теперь я вас уважаю, а это чувство – более высокое… Но - праздник кончился. Я обещаю вам ад, а рай будет – только для зрителей…

Шутка Путина

Судя по тому, как народ, несмотря на суровую критику театроведов, валом валит на спектакль по эпохальной пьесе Грибоедова «Горе от ума» в театре «Современник», Римаса Туминаса и его актеров можно только поздравлять. Что и сделал 9 марта не кто-нибудь иной, как Владимир Путин, пока еще действующий Президент России. Сюжет чае- и кофепития с режиссером и артистами российское ТВ крутило три дня подряд (аж до 11 марта) по всем каналам. Впрочем, иначе и быть не могло, сами понимаете…

Корреспонденту DELFI чудом удалось проникнуть в кабинет Галины Борисовны Волчек, худрука и главного режиссера «Современника», которая весь этот час хранила упорное молчание. Президент, с привычной манерой бывшего гэбэшника, неуклюже пошутил насчет «французика из Бордо» (цитата из Грибоедова), который, дескать, как и новоявленные члены ЕС (дураку было понятно, что Президент России имеет в виду Литву), указывает нам, великороссам, как жить, прямо адресовав «шутку» Римасу Туминасу. Тот деланно рассмеялся, но чувствовалось, что литовский режиссер – не в своей тарелке. Впрочем, господин Путин тут же поправился, сказав, что это была – просто шутка...

Повторяю, если кто не видел этот информсюжет, Галина Волчек молчала, уткнувшись в чашечку с чаем, Марина Александрова-«Софья» изысканно улыбалась, Иван Стебунов пытался что-то рассказать о своем видении роли Чацкого – и только Сергей Гармаш-«Фамусов», как и все мы, бывшие «60-десятники», старался убедить непроницаемого, но улыбчивого Путина, что «так жить нельзя», о чем, собственно, и говорится в пьесе…

Час «Х»

Напомним, что, приняв Театр имени Вахтангова в Москве, Туминас, тем не менее, сразу поставил общественность перед фактом: пока не сдаст «Горе от ума» Галине Волчек, непосредственной режиссерской работой у вахтанговцев заниматься не будет. И вот – час «Х» пробил!

Побывав на премьере и затем еще два раза на этом спектакле литовского реформатора театра, полностью вкусив потрясающее произведение «литовского трио» (художник-постановщик - Адомас Яцковскис, композитор – Фаустас Латенас), я понял, что ничего не понял. Интерпретация Туминасом великой пьесы не просто необычна и даже, я бы сказал, загадочна, но - ультра-модернистская. Башня типа Пизанской посредине сцены, на которую забирается Петруша (Евгений Павлов), а внизу что-то выискивает, перескакивая с табуретки на табуретку его зазноба Лизанька (Дарья Белоусова)… Она же – вдруг исполняющая на скрипке душераздирающую мелодию, в которой узнаешь знаменитый «Вальс» Грибоедова, удачно стилизованный Латенасом… Валерий Шальных в роли графини Хлестовой (?!)… Чацкий (Иван Стебунов), залезающий… под юбку к мадам Горич (Елена Плаксина) в присутствии ее супруга и своего друга Платона (Сергей Гирин)…

Умный, обаятельный, авантажный, реально мыслящий и глядящий на вещи (ведь в итоге он выбирает не Софью, а Лизаньку) Молчалин (Сергей Юшкевич), играющий тот же вальс, но на флейте… Телега с шестью (?!) графинями Тугоуховскими – но это не актрисы. а куклы…

Поленница дров, которые все таскает и таскает Петруша, а рассерженный Фамусов (Сергей Гармаш)… запихивает в нее Чацкого… Стервозная Софья (Марина Александрова) пять раз (?!) подряд недовольно-агрессивным тоном проговаривающая монолог о непонятном поведении Чацкого… И наконец, самолетик-«кукурузник», летающий весь спектакль над сценой…

-Кто-нибудь же должен на нем прилететь – Чацкий или Молчалин? – спрашиваю Туминаса о самолетике. Оказывается, ничего подобного:

-«Кукурузник» - это символ. Это история любви, которая тянется через века…

Кстати, молчалинская флейта тоже будет летать…

В общем, это было НЕЧТО…

Уже после собрания Туминас подчеркнет: «Актер, чтобы творить, должен находиться в состоянии постоянного стресса. Настоящее сценическое явление, которое ощутит зритель, рождается в труде и борениях. Театр долго старался бить по зрителю, сейчас зритель должен почувствовать, что он – прощен. В театре я ценю три вещи: запах детства, вкус хлеба и звук эпохи. К сожалению, у современных драматургов этого нет, поэтому первый сезон мы посвятим классике, причем сам я начну непосредственно ставить лишь в самом конце сезона, а пока у меня будут работать приглашенные режиссеры…»

-Кто?

-Бельгиец Глазер, живущий в Швеции, литовец Вайткус, венгр Жамбеки, грузин Стуруа, русские Бутусов и Дитятковский из Санкт-Петербурга и москвич Панков.

-Что в их и ваших планах?

-Шекспир (малоизвестная и почти не играющаяся пьеса «Троил и Крессида», «Ричард Ш» - как раз это я хочу поставить сам, хотя бы потому, что еще Михаил Александрович Ульянов предлагал мне сделать их с вахтанговцами), Достоевский («Идиот», «Село Степанчиково»), Островский («Таланты и поклонники»), Аристофан, Гольдони, Ибсен, Манн, Стриндберг, Ануй… Вообще-то я хотел начать с чеховской «Чайки», но она уже идет «у Вахтангова» в постановке другого режиссера, и мне неэтично влезать со своими «тараканами».

-За последний год вы ничего, уж извините, не сделали ни в своем Малом театре Вильнюса, ни в других. Что случилось?

-Какая-то болезнь, наверное. Я отказался от многих предложений. Такое состояние внутри поселилось: ну, не хочу больше делать то, что умею. Чувствовал: надо найти другое. Просто возненавидел то, что делал раньше. Вот, может, как раз переход «к Вахтангову» в этом плане что-то изменит.

-Не пытались честно перед самим собой, перед соратниками, учениками разобраться, что с вами происходит и почему?

-Пытался. И понял, что на меня давит ответственность перед теми, кого увел из Национального театра и кто стал духовным инвестором Малого. Я всех их так хорошо знаю, что ничего не мог с собой поделать, вдруг оказавшись в дурацкой ситуации: ни предложить им новую хорошую работу, которую они потянут, ни отругать, ни выгнать. Слишком тесные связи. Да и я им уже, видимо, в тягость. Отойти в сторону надо было даже не ради себя – ради них.

Я тут никоим образом не стремлюсь преподать какой-то урок: дескать, давайте, попробуйте-ка без меня! Нет, надо просто продолжать учиться и готовиться к новой встрече. Чтобы найти в хорошо знакомом тебе актере то, что не разглядел раньше, открывать друг в друге то, что в нас еще осталось. Удивлять и радовать друг друга – не зрителя даже. Вот для этого и нужна пауза. Вахтанговский театр с его извечным запахом свободы, игривости, открытости – лучшая в данном плане ниша.

-Есть в этой труппе кто-то, кого вы побаиваетесь?

-Нет. И не потому, что я такой храбрый и «крутой». Да, я и амбициозен, и очень реагирую на отношение ко мне, и отдаю себе отчет, что будут упреки, ссылки на национальность. Но мы ведь все вместе будем находиться в совсем другой стране, которая называется Театр. Поэтому первоначальная неприязнь, которая с чьей-то стороны наверняка будет, в том числе национальная, меня абсолютно не волнует.

-Насколько знаю, в конце сезона вы собираетесь закрыть Вахтанговский для зрителя, чтобы репетировать сразу несколько спектаклей: своих и приглашенных режиссеров. А разве нельзя было наладить параллельный процесс: и текущие спектакли, и подготовка новых?

-У нас нет времени. Дни наши уходят, как сказал Чехов. Надо спешить, чтобы и я, и театр, и актеры почувствовали какой-то прорыв и свое участие в этом прорыве. В старую бочку не заливают молодое вино. Если делать вкрапления понемногу, они растворятся. Новый театральный язык не появится, если мы будем перемешивать.

-Тогда же, в конце сезона, вы снова привезете в Москву хит Малого вильнюсского театра «Мадагаскар», от которого прошлым летом «торчала» вся наша столица, а также изумительный «Маскарад» (премия «Золотая маска» - за лучший заграничный спектакль в России. – И.Ф.). В чем, как говорят на театре, сверхзадача?

-Это будет прощальная гастроль. Наша молодежь очень заинтересована в такой поездке. Год назад она почувствовала московского зрителя, почувствовала, что ее приняли и полюбили. Поэтому мои молодые литовцы так жаждут, так рвутся вернуться в Москву. Подсознательное желание: где же мы были, что так сразу ощутили себя настоящими личностями, настоящими артистами? Такая тоска по Москве в них живет потому еще, что они прониклись гордостью за свою профессию.

-В Литве они этого не ощущают?

-Нет – потому что у нас маленькая страна, маленький рынок. Мы все друг друга знаем и не то что перестали друг другом восхищаться, но воспринимаем как свои, так и чужие успехи как нечто само собой разумеющееся. А актеру всегда нужны восторг и обожание.

-Какие ближайшие планы, понас Римас?

-Завершу кое-какие неотложные дела в Вильнюсе и всецело отдамся «вахтанговцам», но и… бессмертной пьесе «Горе от ума», которую я, правда, вижу трагедией, поскольку никакой комедии в ней не нахожу. Вернее, мне нужно, как у древних греков, пройти через трагедию, чтобы найти в ней звучание юмора. Грибоедов, кстати, очень даже «литовец». По умению горько смеяться. Я убеждаюсь в этом все больше и больше. И поэтому еще многое буду менять…

Источник
Строго запрещено копировать и распространять информацию, представленную на DELFI.lt, в электронных и традиционных СМИ в любом виде без официального разрешения, а если разрешение получено, необходимо указать источник – Delfi.
ru.DELFI.lt
Оставить комментарий Читать комментарии
Поделиться
Комментарии