Жизнь кипит не только на стадионах и в модных клубах. Своим чередом она идет и на площадках поменьше. Речь пойдет о Павле «Неккермане» Кулакове, известном проектами «Деньги» и «Бриллианты от Неккермана». Недавно он выступил в одном из вильнюсских клубов, собрав почитателей своей лирики и любопытствующих.
Павел в Вильнюсе не в первый раз, бывал и в советские времена, да и сейчас уже выступал. Здесь есть и друзья, и публика. Он живет в Москве, однако, по его собственным словам, его публика – в Петербурге, где он провел домосковский период своей жизни.
«Неккерман» выступает в небольших клубах. Некогда в бытность Ленинградского рок-клуба он наблюдал и участвовал в тогдашнем музыкальном, и не только, процессе.
Он не придумывает новых песен, играет старые, новую российскую реальность называет «тухлой», она его не вдохновляет на написание чего-то нового. «Неккерман» не любит витать в облаках и петь о высоких материях, предпочитая этому реализм. Послушайте его композиции «Глист», «Болезнь», «Еще жив», если не были на концертах. Нынешние «трубы-ютубы» позволят сделать это небольшое усилие, дабы ознакомиться, хоть и поверхностно, с музыкой этого необычного музыканта, который выступает уже с добрый третий десяток лет, не бросает этого дела, не стремясь при этом стать «стадионной жвачкой» для публики.
- В Москве я выступаю редко, какая-то публика у меня сохранилась в Питере. Эстетика моих песен абсолютно не московская, там люди не совсем понимают, о чем я пою и какую музыку исполняю. Наверное, я всегда ориентировался на западную музыку, хотя с другой стороны, родился в Сибири и усвоил настоящие ценности. Моя мама – певица народно-романсового стиля. И ценности настоящей народной музыки, не псевдо фолка плана бабкиных и золотых колец, для меня очень важны.
Москва – это центр, где, собственно, куется все это «псевдо». Псевдомузыка, псевдохудожники, псевдопрезиденты… И это «псевдо» заполнило все, во всех видах деятельности.
На заре музыкальной и поэтической карьеры, я сформулировал свою поэзию как реальную, то есть пытался точно воспроизводить ситуации, в которых я был. Никогда не понимал, когда поют о высоких материях. Мозг можно сломать и не получить никаких чувств.
Получается, что песни о высоких материях тоже псевдопоэзия, которая не имеет отношения к реальной жизни. Получается следующая картина: художники и музыканты не имеют отношения к реальной жизни.
- У Вас довольно критическое отношение к происходящим в России художественно-музыкальным процессам?
- Не то слово.
- Всегда были такие люди как Александр Лаэртский, которые не мелькают на ТВ и радио, но широко известны. Есть Tequillajazz, АукцЫон… Судя по всему, Вы не видите потенциала для чего-то нового в нынешний момент времени?
- По-моему, у нас сейчас всем не до искусства. Дело даже не в материальном выживании, а в том, что все мысли людей заняты не искусством, а жизнью. То, что родится после этого, наверное, будет искусством. Нам, стране, наверное, надо пройти некий путь. Сейчас все ожидают революционных перемен, и в этом горниле что-то выплавится. В действительности общественная жизнь представляет собой такой «тухляк», которого никогда в истории страны не было.
- Даже в советское время не было такого?
- В советское время была идея. Идея, какая бы она не была, может рождать произведения высокого искусства. Атмосфера любой идеи жизненна. Сейчас полностью отсутствует любая идея и идеология, что приводит людей в полное недоумение. Повторюсь, «тухляк полный», и брожение умов настолько велико, что искусство незачем. Я сейчас фактически не сочиняю, пользуясь накопленным багажом. Настолько не до написания чего-то нового, что намного увлекательней выбираться из этого «тухляка». Когда тонешь в болоте, тебе не до искусства.
- Сравнивать времена Лениградского рок-клуба с временами нынешними, вероятно, нет смысла. Настолько все разное. Многие, кто тогда играл, исчезли. Вместо них появилось то, о чем вы говорите. При этом приходится сталкиваться с тем, что прошел определенный период со времени музыкального взрыва времен распада СССР, и те, кому сейчас 20 и чуть более, снова слушают музыку того периода. Получается, что образовалась пустота, чем ее можно заполнить?
- А зачем ее заполнять? Бессменный президент Ленинградского рок-клуба Коля, не помню его фамилии, носится с идеей его возрождения. Люди проводят междусобойные концертики, пьют портвейн… Но все должно рождаться естественно. Ты пишешь песню потому, что не можешь ее не написать. Только тогда она получается хорошей, ты изливаешь то, что должно выйти. Как только ты делаешь что-то из головы, получается дерьмо, которым мы все окружены.
- Ваша лирика эстетически близка не каждому: тематика, слова, мат. Всегда была интересна грань, за которую у некоторых получается не выходить.
- Это острая бритва, по которой приходится ходить. Собственно в этом и заключается искусство.
- Группа «Ленинград» – это искусство?
- Это последняя группа, после которой всё – ничто. Она стала выражением слоя преуспевающего офисного планктона, «Ленинград» об этом спел. Это последний реальный класс, который смогла родить Россия в нынешних условиях. Офисный планктон уже ничего не создает, поскольку ничего не произвел.
Шнуров, хотя я не большой его любитель, талантливо выразил чаяния этого планктона. Поэтому все – в той ситуации, которая у нас (в России – DELFI) есть, больше групп не будет.
Разрушение в стиле «Гражданской обороны» – не знаю… По-моему, у нас все чувствуют необходимость в новой созидательной идеологии. Кое-кто уже находит такие выходы.
- Вы не перестаете заниматься музыкой, несмотря на другие занятия в жизни. Не собираете стадионов, не играете в больших клубах, не придумываете новые песни… Потребность?
- Конечно. Артист не может жить без аудитории. Меня вдохновляют те немногие люди, которые очень высоко меня ценят, поэтому возникает ответная энергетическая реакция.
Одно дело петь в пустоту, другое дело – пусть и немногочисленной аудитории, но энергетической. Я не та жвачка, на которую пришел стадион и ушел. Я из тех, кого пришли послушать десять человек, и пять из них ушли с изменившимся отношением к жизни.
- И Вы остались довольны при этом.
- Я рад любому человеку, который понимает, что я хотел сказать, что я вышел на сцену не просто поругаться матом.
