В интервью DELFI актриса призналась, что восхищается литовским театром, а на роль Вассы Железновой ее вдохновил спектакль знаменитого литовского режиссера Римаса Туминаса «Дядя Ваня».
4 ноября известная российская актриса легендарного МХТ Марина Голуб выступит на сцене Литовского национального драматического театра в спектакле по пьесе Максима Горького «Васса Железнова».
Литовскому зрителю театр Льва Эренбурга уже знаком. Два года назад на фестивале «Золотая маска» в Вильнюсе показывали его «Грозу». На этот раз в рамках «Золотой маски» зрители увидят его другой спектакль «Васса Железнова», который режиссер охарактеризовал так - «история потери души и утраты бога».
«В «Вассе…» я вслед за Горьким хочу исследовать историю развала, гибели души, потери человеком Бога. …Я делаю не кальку, а спектакль по мотивам «Вассы…», добавил сцены в бане, чаепития, купания в проруби, резче проработал некоторые линии. Мне кажется, важнее следовать не букве, а духу Горького», - признался в одном из своих интервью режиссер.
«Моя мама, актриса Людмила Голуб, увидев меня в спектакле «Егор Булычев и другие», сказала: «Когда-нибудь ты сыграешь Вассу Железнову — это твоя роль», - рассказывает Марина Голуб.
О спектакле и о том, какую роль в ее жизнь сыграла Васса Железнова, замечательная актриса московского театра МХТ им. А.Чехова, теле- и радиоведущая, а с недавнего времени еще и педагог Марина Голуб рассказала в интервью порталу DELFI.
- Марина Григорьевна, Вы не жалеете добрых слов в адрес Литвы... Расскажите, пожалуйста, о ваших связях с Вильнюсом, а также литовскими режиссерами, которые так плодотворно работают в Москве…
И так нам тут в Вильнюсе было хорошо, тут была такая продвинутая публика! В Москве мы себя чувствовали отставшими, а здесь, как тогда казалось, была Европа!
А потом вдруг случился какой-то провал, началась вся эта политическая возня, которая нас всех так откинула, разодрала. Мы перестали приезжать. Нам казалось, что нас тут не любят, не хотят. Я понимаю, что это не так. И все показывает время. Вот и вы поняли, что вам без России нельзя, и мы поняли, что нам без вас никак.
И еще один наглядный пример – в нескольких московских театрах худруками стали литовские режиссеры, то есть это люди, которые формируют стратегию и идеологию театра. И мы, например, без Някрошюса вообще жить не можем, задыхаемся!
- А как вы оцениваете последнюю работу Някрошюса «Калигулу», в которой сыграл неповторимый Евгений Миронов, но которая в целом не была обласкана критикой?
- Это очень сложная и неоднозначная работа. Я не считаю, что Жене надо было играть эту роль, даже если он очень этого хотел. Он большой актер, невероятно большой, просто на грани гениальности, но есть роли, которые необязательно играть. Я думаю, что и для Някрошюса это не самый лучший материал.
Там, конечно, есть невероятные вещи, бесконечно интересные. Про работы таких мастеров нельзя сказать: вы знаете, это плохо. Это не так. Но тут не произошло какой-то химии.
Совсем другое дело спектакль «Дядя Ваня» Римаса Туминаса. Я могу сказать, что я свою Вассу Железнову сыграла именно потому, что посмотрела «Дядю Ваню»! У меня был момент, когда я уже репетировала эту роль, но что-то не получалось. Я не могла в ней найти какую-то точку. И тут я посмотрела работу Сережи Маковецкого в «Дяде Ване» и сразу поняла, в какую сторону двигаться.
Ведь из дяди Вани всегда делали какого-то невероятного дядю Ваню, потому что его играл Смоктуновский, а тут его показали таким никчемным ребенком, никому ненужным, который всех раздражает и который потом уходит в никуда. Он ничто! Это было такое щемящее чувство, но и понимание того, откуда все берется и куда все уходит. Это гениальный спектакль, который мне очень помог.
- Вы признались, что ваша мама предрекла вам то, что вы сыграете роль Вассы Железновой, которую за всю историю русского театра, в общем-то, сыграло очень немного актрис. Их можно по пальцам пересчитать: Доронина, Раневская, Чурикова, Пашенная...
- Мама так сказала, видимо, потому, что во мне есть какие-то качества, некая сила, которую, наверное, чувствовала мама. И потом она понимала, что когда я вырасту, эта сила должна развиться у нас по женской линии, и я смогу это сыграть.
Но тут же я хочу подчеркнуть, что эту роль сыграть невозможно. Либо ты являешься Вассой, и у тебя есть эти качества, либо нет. Эта роль мне не далась легко, она меня буквально убивала, я страдала так, что плакала дома и говорила своему отцу: «Папа, я ей мешаю!».
На что он мне отвечал: «А ты отойди, она пройдет». А я опять говорила: «Она меня душит, она мне говорит, что я ей мешаю!»
Васса буквально во мне своим голосом разговаривала. Она стучала, била меня, она меня убивала. Ведь я гораздо мягче, я другая, она меня во многом раздвигала.
И когда я гримируюсь перед спектаклем, то чувствую, как она ко мне приходит, садится, и тогда бывает, что раз – и меня нету. И выхожу на сцену!
Впрочем, на этот раз спектакль будет показан во всех странах Балтии, и для меня это будет самый серьезный опыт. Я никогда спектакль так много раз подряд не играла. Мне придется сыграть 4 или 5 спектаклей. А ведь такие роли надо играть про что-то, и надо это что-то накопить. Ты накопил и сыграл, потом прошло полмесяца, опять что-то накопилось, и ты опять сыграл. На самом деле в конце спектакля я испытываю такой катарсис на физическом уровне – ведь я играю ее смерть и затрагиваю этим и свое собственное здоровье. И после этого очень тяжело восстанавливаюсь.
И прошу небесные силы мне помочь, потому что эта такая роль, что в ней невозможно сачковать, в ней ты отдаешь все до дна.
- Как вам работалось с Эренбургом?… Знаменитый своим натурализмом режиссер, как утверждают критики, в этой работе был корректен более чем обычно.
- Он меня не сразу утвердил, но зато когда утвердил, то сразу все понял и сказал: «Прости меня!» (смеется). Что касается его знаменитого натурализма, то я ему сама сказала, что этот спектакль про другое. Кое-что там, конечно, осталось, есть интересные сцены в бане, но в целом удар я брала на себя и на некоторые его предложения отвечала: «Зачем это вам надо? Мы это через другое сыграем». Это же МХТ, это другая культура, и это надо понимать. Всегда надо чувствовать стены театра.
Кстати, Лев театр не покинул, у нас он репетирует «Преступление и наказание», хотя говорил, что Достоевский не его автор. По моему мнению, он мог бы поставить еще Горького, которого сейчас так мало ставят. Но у него такой характер, он сказал: «Я так не люблю Достоевского, что именно его буду ставить».
Он мне предложил участвовать в спектакле, но это была такая маленькая роль, на которую я сначала согласилась, а потом сказала «нет». Решила, что не буду играть для галочки, лучше за это время сделаю что-то другое. Ведь я из тех актрис, которые, кроме сцены, делают еще очень много всего: я начинаю преподавать, открываю детскую театральную школу, кроме того работаю на радио и на телевидении. Поэтому пусть лучше что-то накопится, и я сыграю потом что-то другое, возможно, по накалу близкое к Вассе.
- Как вам кажется, насколько сегодня непростой характер «железной», подстрекающей к самоубийству, но и бесконечно страдающей Вассы актуален в современном мире?
- Я вам так скажу – каждая женщина порой хочет убить мужчину (смеется). У нас наступает момент, когда мы говорим: все, сейчас я его убью. Они нас так всех довели, весь мир женский! Хотя, наверное, мы сами виноваты, позволили это сделать.
Там у нее есть такие слова: «Если бы ты знала, Рашель, какую я силу истратила». Муж стал безобразным, и все покатилось. И есть масса таких женщин, которые везут на себе семью, детей, а мужчины их бьют, изменяют. Все в жизни этой женщины было, даже растление малолетних. Поэтому она ему и говорит: «Уйди из жизни, выпей порошок». Она не может допустить, чтобы такой позор пришел в семью. Я думаю, что в современной жизни могло произойти то же самое. И эта женщина вопиет, она не монстр у меня, она просто женщина, но сильная, потому ей приходится быть сильной.
Как-то меня одна наивная девушка спрашивает: «Неужели и вы такая?» На что мне хотелось ей сказать: а разве вы не такая? Ну да, вы выглядите по-другому, но жизнь такая, что надо постоянно реагировать и принимать решения.
- Принято говорить, что Эренбург этим спектаклем хоронит дореволюционную Россию, но, как мы видим, в нем очень много параллелей с нашим временем. Можно ли говорить о том, что режиссер, врач по образованию, ставит самый неутешительный диагноз и российской современности?
- Плох тот спектакль, который не затрагивает проблемы современности и не отвечает на вопросы: как жить, кем быть и что делать? Ведь что в нашем мире произошло? Самое прекрасное существо в этой жизни – женщину, которая может любить, рожать, - мир толкнул на то, что она фактически стала убийцей. Она не знает, как жить в таком мире. Она становится монстром, и мужчины боятся ее. Это дикое разрушение, которое произошло на земле, все перевернулось. Какие мы барышни сегодня? Ну да, мы одеваемся красиво, стараемся выглядеть хорошо, но это ничего не значит.
- Есть ли счастье на этой земле и в чем оно – счастье? – спрашиваем мы себя. Но ответа нет. Ведь самое главное – сегодня рушится институт семьи, и у Горького пьеса именно об этом – семья рушится. Они все гнилые в этой семье. Васса уходит, и без нее все погибают.
- Марина Григорьевна, в этом году, когда в России отмечают 100-летие со дня рождения Аркадия Райкина, с которым Вы работали, вышел документальный фильм с Вашим участием «Король и шут страны Советов»… Лучшего учителя, наверное, трудно найти?
- Райкин был гениальным актером. Он входил в образ так, что все это были миллиметры, все это было рядышком. И благодаря этому его образы были узнаваемы. Я бесконечно счастлива, что мне посчастливилось быть с ним на одной сцене, держать его за руку и с ним вместе работать. Я об этом буду рассказывать своим внукам и, если буду писать книгу, то и об этом обязательно напишу.
Ведь раньше то, что нельзя было говорить, говорил Аркадий Исаакиевич, а сегодня уже сама жизнь стала сатирой.
Это я подчеркиваю и в фильме. Для меня общение с ним было огромным счастьем. Это очень важно, кто был твоими учителями, с кем ты выходила на сцену, с кем дышала одним потом и кровью. Именно поэтому планка сегодня для меня так высока, что на такую высоту подняться невозможно. И самое главное – ее не опустить.
- В эти дни в Вильнюсе открыли памятную скамью в честь знаменитого физика, диссидента и правозащитника Андрея Сахарова. В этой связи в заключение хотелось бы вас спросить, насколько для вас по жизни важны интерес к общественных делам и собственно гражданская позиция?
- Для меня это очень важно, и я всегда вопию, когда это вопиюще! Да, я не хожу на демонстрации, чтобы мне там не дали по лицу и не лишили глаза или челюсти. (смеется) Мне ведь надо выходить на сцену, но именно там моя трибуна! Все-таки у меня она есть. Ведь я работаю сейчас и на радио «Маяк», и выступаю на телевидении, и выхожу на сцену. И стараюсь по этим каналам свое отношение к происходящему транслировать.
Но, признаться, не знаю, откуда взять людей и намыть эти камни, чтобы к власти пришли умные и талантливые люди. Не хапуги, не воры, не те, кто, гребет все время под себя, а люди, которые бы думали про всех нас и про культуру. Я, наверное, чего-то не понимаю, но ведь какое это счастье – возглавлять государство и сделать его процветающим! Для меня непонятно, что с ними там творится, когда они восходят на эти троны. Людей обуревают страх и жажда наживы.
Мой папа был консулом, разведчиком, он прошел всю войну, его родители, в свою очередь, были репрессированы, и в семье мы всегда говорили о политике. Я очень люблю Россию, я знаю ее великую боль, я также знаю, что это великая страна. И все-таки приходится констатировать, что людей здесь уродуют и здесь их не любят, народ живет в бесконечной боли и надрыве. И именно об этом, как я считаю, надо как можно чаще думать нам всем.