Весной 1940 года работники НКВД убили 21 857 граждан Польши и закопали их в массовых могилах в России, Украине и, очень вероятно, Беларуси. Это преступление стало известно миру как Катынский расстрел, хотя большинство жертв погибло не в самом катынском лесу.
О Катыни знают и помнят не только в Польше, но и во всех странах, затронутых этой трагедией. Катынь входит в политический и культурный дискурс многих обществ, от США и Великобритании до России: долгая история сокрытия и фальсификации правды о Катыни отдается эхом до сегодняшнего дня, что иллюстрирует, например, прошлогоднее откровение о том, что правительство США участвовало в замалчивании убийства.
Недавно опубликованная книга, в написанни которой я принял участие, Remembering Katyn (2012) показывает, как Катынь – в качестве иконического символа сталинских убийств – представлена в памяти разными, не всегда предсказуемыми способами, на примере семи стран: Беларуси, Польши, России, Украины и стран Прибалтики.
В фильмах, литературе и музыке, в памятных шествиях, политических выступлениях и спорах – значение Катыни трансформируется, колеблясь между диалогом и войной памяти.
Катынь и Куропаты – два белорусских «места памяти»
История Катыни все еще не написана до конца – не хватает тысяч имен жертв и многих исторических деталей о расстреле. Особое место в этой загадке занимает Беларусь. Опубликованные архивные документы показывают, что расстреляно около 11 000 человек, арестованных и заключенных в тюрьмах НКВД в Беларуси и Украине. В 1994 году Украина передала Польше список с фамилиями 3435 жертв – так называемый украинский катынский список. Но белорусский катынский список, в котором, предположительно, содержатся 3870 фамилий, все еще не обнаружен. Кто погиб в Беларуси под знаком Катыни? Это главный вопрос, на который отсутствует ответ, и польский историк Славомир Кальбарчик называет белорусский катынский список «недостающим элементом правды о Катыни».
Пока отсутствуют конкретные доказательства, Катынь в Беларуси остается и загадкой, и потенциальным оружием в политизированных спорах об истории. Это можно выдвигать в качестве аргумента, но нельзя ни подтвердить ни опровергнуть.
В центре этих дебатов находятся Куропаты. Как место массовых убийств и главный символ беларусских потерь в годы сталинского террора, урочище Куропаты вызывает сильные эмоции и часто фигурирует в конфликтах по поводу различных версий исторической памяти внутри белорусского общества. Как известно, значение Куропатского леса в беларусской памяти подвергается постоянному оспариванию: правительство всячески отрицает его значимость, предлагая «забыть о прошлом», а общественные активисты разных мастей борются за увековечение памяти жертв НКВД. Потенциальная связь между Куропатами и Катынью расширяет поле битвы и придает проблеме дополнительное, международное измерение.
Доступные доказательства, хотя и фрагментарные, позволяют предполагать, что белорусский контингент катынских жертв убили в окрестностях Минска. Однако исследования, проведенные на сегодняшний день в Куропатах, не позволяют решительно утверждать, что там действительно присутствует след Катыни. Найдены останки, указывающие на польскость части жертв, но военные реликвии и конкретные связи с событиями весны 1940 года отсутствуют. Из 510 захоронений, обнаруженных в 1988 году в Куропатах, эксгумировано меньше 10%. К тому же, по мнению историка Игоря Кузнецова, кроме Куропат есть по крайней мере еще восемь мест массовых убийств в окрестностях Минска. Ни в одном из них не проведено никаких археологических исследований.
Тем не менее, связь между Беларусью и Катынью утверждается, и за последние годы Катынь постепенно входит в дискурс памяти в Беларуси.
Белорусские историки и общественные деятели все громче и ярче привлекают внимание к этому месту как символу общей, польско-беларусской трагедии. В этой тенденции можно отличить две линии. С одной стороны, Катынь «входит» в Беларусь: после открытия Куропат «польский фактор» в истории сталинских преступлений на территории Беларуси долго оставался на периферии обсуждений, но это постепенно меняется. Тот факт, что катынский расстрел состоялся и в Беларуси, вызывает белорусскую солидарность с польской памятью о Катыни.
С другой стороны, Беларусь становится «частью» Катыни: предположение, что значительная часть жертв были уроженцами Беларуси (также в самой Катыни и в других местах убийства), придает катынской трагедии частично беларусский характер. Например, документальный фильм «Катынь. Праз 70 гадоў» (2010, «Белсат») отражает осознание трагедии в Катыни как части истории Беларуси, а также подчеркивает белорусское происхождение некоторых жертв. С 2009 года ежегодно проводится паломничество беларусских деятелей в катынский мемориал в Европейский день памяти жертв сталинизма и нацизма 23 августа.
Таким образом, в Беларуси формируется «космополитическая память» (термин социологов Даниэля Леви и Натана Шнайдера (Daniel Levy, Natan Sznaider) о Катыни и выдвигается новая концепция о месте страны в истории европейского тоталитаризма.
Тем временем зарождаются и новые конфликты вокруг «белорусскости» Куропат. В конце октября прошлого года в куропатском лесу появился памятный знак польским офицерам, расстрелянным весной 1940 года. На следующий день он был украден, вместе с цветами и свечами. На фоне этих событий разгорелась словесная война между партией КХП – БНФ и белорусским отделением «Мемориала», в частности в лице Игоря Кузнецова, который взял на себя инициативу поставить здесь памятник, фиксирующий воспоминания о Катыни. КХП – БНФ возглавляет Зенон Позняк, известный как археолог, «открывший» Куропаты в 1988 году. Еще в конце 1980-х – начале 1990-х годов Позняк минимизировал значение польского следа в Куропатах, ставя акцент на возрождение чисто белорусской (антисоветской) национальной памяти. КХП – БНФ и сейчас настаивает, что Куропаты – исключительно белорусское место памяти. Такое столкновение между национальным и транс-национальным восприятиями истории не разрешимо, пока не проведены более подробные архивные исследования и более масштабные раскопки.
Проблема в том, что появление новых доказательств остается невозможным в сегодняшних политических условиях. Отношение нынешнего режима к Катыни и Куропатам не однозначно, но противоречивые сигналы со стороны государства дают понять, что беларусские власти избегают новых откровений в деле Катыни и в качестве символа скорби предпочитают Куропатам Хатынь. Поскольку Куропаты и Катынь связаны, как минимум, на символическом уровне, оба места представляют угрозу режиму, который базируется (хотя бы частично) на специфическом прославлении правления Сталина. Предотвращая поиск новых фактов о Катыни, власти приглушают память о ней в Беларуси и одновременно погашают политическую опасность Куропат.
Отрицание скорби
Польские учреждения неоднократно просили помощи у беларусских властей в исследовании проблемы белорусского катынского списка. Они также обращались к российским властям, но ни одни, ни другие не оказали какой-либо значительной помощи. В ноябре 2010 года, в рамках редкого интервью польским журналистам, Александр Лукашенко заявил, что лично займется делом беларусского списка. Спустя год молчания на эту тему он заявил, что «ни один поляк не был расстрелян на территории Беларуси».
Возможно, эту фразу президента, представляющую собой открытую фальсификацию истории, можно понять как желание словесно отмахнуться от неприятных вопросов без особого размышления. Тем не менее, Беларусь является единственной страной, где катынская ложь (kłamstwo katyńskie) все еще внедрена на официальном уровне.
Несмотря на то, что российское правительство не раз признало вину советского НКВД и предоставило множество документов, доказывающих это, в одном из беларусских школьных учебников по истории с 2009 года допускается версия, что убийство совершили немецкие солдаты («Гісторыя Беларусі, ХІХ — пачатак ХХІ ст.: вучэб. дапам. для 11-га кл. агульнаадукац. устаноў / пад рэд. Я. К. Новіка. — Мінск: Выд. цэнтр БДУ, 2009).
Декларируя катынскую ложь, белорусские власти также продолжают пренебрегать куропатской правдой. Если прежней тактикой была прямая конфронтация, что продемонстрировала афера с расширением кольцевой дороги Минска, угрожающей Куропатскому урочищу. Сейчас же режим предпринимает другую стратегию, о чем свидетельствует статья Павла Якубовича, главного редактора «Советской Белорусии», размещенная в газете еще 29 октября 2009 года. В самый символический день для памяти о Куропатах (это были «Дзяды») главный официальный публицист страны полемизировал о значении Куропат. Сначала представитель власти письменно «признал» вину советских спецслужб в убийстве невинных граждан. Но затем автор привел доводы, цель которых доказать неактуальность памяти об этих событиях: «Зачем же тащить мертвых с погоста?». Уже не отрицая историю, режим Александра Лукашенко теперь отказывается от скорби. Они разрешают память, но не позволяют физическим и символическим следам истории выйти из склепа, где те гноятся в тишине и забвении.
Память о Катыни в Беларуси неустойчиво колеблется между забвением с одной стороны и утилизацией в полемических ссорах с другой.
Активизация памяти о Катыни имеет потенциал приблизить Беларусь к общеевропейской культуре памяти, но фатальный недостаток материальных доказательств и внутрибеларусские конфликты препятствуют этому процессу. Возможна ли беларусская память о Катыни? И если эта проблема начнет активно дискутироваться и изучаться, приведет ли это к международному взаимопониманию и диалогу – или к новым войнам памяти? Будущее покажет.
Автор: Саймон Льюис (Simon Lewis) – докторант на кафедре славистики Кембриджского университета, изучающий культурную память в современной беларусской литературе и кино. Сотрудник международного исследовательского проекта «Memory at War: Cultural Dynamics in Poland, Russia and Ukraine» (Войны памяти: культурная динамика в Польше, России и Украине). Соавтор книги «Remembering Katyn» (Polity Press, 2012) и автор научных статей о беларусской культуре.
