Он представляется только псевдонимом – Харли, но своего лица не прячет, хотя из-за публичности и рискует своей жизнью, однако, как он говорит, кто ему поверит, если он будет в маске.
"Знаю, что за мной охотятся, мне сказали, что даже какая-то сумма денег назначена за меня. Мне и пистолет дали, чтобы я не ходил без оружия. Знаете, что скажу – если будет суждено, то и будет суждено. Я их не боюсь и не прячусь. Я с открытым лицом пришел сюда, чтобы люди знали, что мы там и реально воюем. Потому что если бы я пришел в маске, сказали бы, что сидит какой-то парень и рассказывает чушь", – говорит Харли.
Обидно из-за реакции Литвы
Накопивший большой военный опыт и уже участвовавший в семи войнах, мужчина подсчитал, что уже пробыл 156 дней на фронте в Украине. "Когда я вернулся из Африки в прошлом году в ноябре, где я охранял нашего литовского консула в Бамако (Мали – ред.), меня пригласили в Украину как аналитика. Я знал, что так будет (война – ред.), только не знал, когда. Я на самом деле ждал, когда все это случится, потому что знал, что буду там. Когда все это произошло, я сразу приехал в посольство Украины в Вильнюсе и сказал, что хочу знать дату отъезда и еду туда", – рассказал собеседник программы.
На вопрос, что определило его решение отправиться на войну, Харли ответил, что на него сильно повлияли разговоры с украинскими воинами, ветеранами "Азова", которые сражаются с 2014 года.
"Они мне рассказывали, что они [русские] творят, мы сейчас говорим об орках, о тех придурках, которые пытаются идти в Украину и делать такие вещи, меня это очень внутренне взволновало. Я бы хотел, чтобы все поняли, что мы туда едем не зарабатывать деньги, мы там просто воюем, чтобы помочь украинцам, чтобы эти выродки не пришли к нам в Литву. Это те эмоции, которые невозможно выразить, почему мы там сейчас все. Нас было 40 литовцев, осталось 14, из них минус 3, потому что они серьезно ранены. Так что нас осталось сейчас 11, как дальше будет, я не знаю. Мы все воюем на добровольной основе. У нас у всех украинские военные билеты, это гарантия, что они займутся нашим лечением, мы даже можем попросить гражданство Украины, но я сказал, что очень люблю Литву и вернусь назад, неважно, без ног, без рук, но вернусь", – сказал решительно настроенный литовец, воюющий в Украине.
Однако он не скрывал, что ему пришлось пережить большое разочарование, что является одной из причин, по которой он решил дать это интервью, хотя и отказал всем другим средствам массовой информации, даже мировым.
"Когда я узнал, что у нас в Литве нет социальных гарантий, о нас никто не знает, мы все как-то забеспокоились. Когда я приехал навестить нашего раненого солдата и спросил, звонил ли ему кто-нибудь из Литвы, он сказал, что никто. Мы поняли, что, если с нами что-то случится, никто даже не узнает, потому что никто нами не интересуется. Возникло много вопросов, никто этого не понимает. Когда президент Литвы приехал в Украину получать медаль от президента Украины, мой вопрос был, не интересно ли ему, как мы здесь выживаем. Потому что мы не живем, мы выживаем, мы должны выживать. Мне сказали, что о вас никто не знает. Во время всех государственных праздников в Украине мы поднимали наш литовский флаг, нас там очень мало, но мы очень сплочены и очень любим Литву. Поэтому обидно, что мы не получаем должной реакции", – не скрывал эмоций Харли.
Предатели тоже представляют угрозу
Литовец, воюющий в Украине, руководит штурмовыми и снайперскими группами, сам три раза ходил освобождать Запорожскую атомную электростанцию.
"У меня было бессчетное количество операций, они секретные, специфика у меня другая. Когда мне предлагали такие должности, как заместитель командира полка, командир батальона, я говорил – нет", – рассказывает собеседник.
На просьбу попытаться передать хотя бы немного из того, как выглядит война, день солдата на фронте, Харли предоставил некоторые ранее неизвестные детали.
"Во время войны в Украине у нас есть разрешение, что мы можем занять любое место, где нам нужно жить. Так представьте себе, что мы приходим в эту студию со всеми рюкзаками и должны здесь все организовать – еду, туалет, ночевку, пункты слежения, потому что там, где мы находимся, орки очень быстро узнают, очень много предателей вокруг, я говорю не о солдатах, а о жителях. Мы все маскируем – машины, лодки, на которых мы шли к Запорожской атомной станции, все маскируем, и это сложно сделать, когда много людей. Поэтому я придумал тактику маленьких тактических групп, куда мы могли бы идти маленькими группами, рассредоточиться так, чтобы было трудно нас идентифицировать, но нас идентифицировали все время. Выслеживают очень быстро, очень много людей, которые за деньги делают эту работу. Я сам вычислил одного человека под Запорожьем, который давал информацию из дома, но я отдал его службе безопасности, они сказали, не трогай его, а я сказал, что сам вытащил бы его за уши, засунул бы в багажник и привез бы. Они сказали, что не надо – они делают свою работу, мы свою. Это пророссийские люди, их очень много. В каждом районе, в который я еду, я анализирую, сколько за нас, сколько против нас, я должен все знать, просчитывать каждый шаг. У меня хорошая интуиция, говорю с человеком и вижу, хочет он тебе помочь или нет. Во время войны совсем просто, ты ему можешь сказать простое "добрый день" и видишь, как он тебе отвечает", – объясняет Харли.
Он не скрывает, что солдатам особенно трудно справляться со своими эмоциями, когда они встречают пророссийски настроенных людей или сталкиваются с пленными русскими.
"Действительно очень трудно. Например, когда берут в плен россиянина или он сдается, то из 100 процентов солдат 20 процентов сдерживают оставшиеся 80 процентов солдат, потому что все хотят отомстить. Это бывает очень сложно. Я сам говорил всей этой толпе, говорил, что, если мы будем делать так, как они, мы станем такими же, так что надо сдерживаться и надо позволить людям делать свою работу, потому что мы их просто начнем расстреливать. Ненависть очень большая. Представляю, что происходит с теми людьми, которые потеряли своих близких, это чувство мести огромное.
За все это время, сколько я воевал, эти люди для меня стали своими, как родные, мне звонят, говорят: я потерял дочь или сына, мужчина звонит, что потерял жену, жена звонит, что потеряла мужа. Я начал чувствовать, что все это мое. Но я взял себя в руки и подумал, что я не буду таким, как они. Но реально крыша поехала, что я бы таким стал, ненавидел просто все – русский язык, их обмундирование, просто ненавидел все. Эта ненависть появляется очень быстро. И сейчас иду по Вильнюсу, люди говорят по-русски, меня передергивает, но я думаю, остановись, ты не на войне", – признается Харли.
Украинцы жаждут смерти Путина
Он уверяет, что вся эта ненависть возникает только из-за нечеловеческого поведения россиян. "Они убивают гражданских людей, они насилуют, что мне непонятно, они воруют, грабят. Во время одного допроса пленных россиян, в котором мне предложили участвовать, россиянин говорит – я воин. Я резко подскочил. Им дают зарплату и говорят, что там, куда ты войдешь, все будет твое. Значит, ты приходишь в автомобильный салон, можешь взять любую машину, входишь в дом, если нравится женщина, можешь взять.
Так что они приходят с мыслью не только убивать, но и брать все, что им нравится. И когда говорят, я воин – тогда я подскочил: какой ты воин, ты выродок, ты пришел убивать, насиловать, воровать. Реально я не хотел бы вообще его брать в плен, честно говорю. Если бы был такой вариант брать или не брать, я бы не брал, потому что он ничтожество, он не нужен обществу", – подчеркнул воюющий в Украине литовец.
По его словам, до мобилизации в Украину посылали россиян из далекой глубинки, у которых была цель заработать и награбить добро. Однако и теперешние мобилизованные ничем не лучше.
"Приходят люди, которые еще верят во всю эту чушь, в то, что болтает Путин, и они еще получили прививку от своих родителей, потому что родители считают, что это норма, так и те считают, что это норма. А все интеллигенты или погибают, или исчезают, вот вся политика Путина. Тех, кто мешает, он всех убирает, а тех жлобов, у которых голова ерундой забита, он отправляет воевать в Украину. Так пусть они и приходят, и в мешках поедут обратно", – обещал Харли.
В прессе полно сообщений, в которых российские солдаты жалуются, что они вынуждены воевать, потому что в них даже свои стреляют. Такие сообщения Харли называет сказками, с помощью которых взятые в плен россияне пытаются сохранить свою шкуру.
"Смотрите, как россиянину хорошо – приехал куда-то в деревню, поубивал кучу людей, изнасиловал, наворовал, увидел, что в каком-то районе жопа, поднял ручки, а мы ему даем умыться, поесть, он спокоен и прекрасен. Поэтому мы сейчас поменяли процесс допроса. Прежде всего мы выясняем номер подразделения, смотрим, где оно было в то время, и тогда он начинает совершенную чушь говорить, тогда начинает врать: я не знал, но командир приставил оружие к виску, сказал, что убьет. Мы пытаемся ему прокрутить фильм назад – ты там-то был и то-то делал. Тогда вопрос – был там? И тогда человек просто немеет, потому что не может больше врать. Да, есть солдаты, которые не сделали ни одного выстрела, просто плыли, думали, что, может, я не буду стрелять, в меня не попадут и как-то пройду. Не пройдет так, мы всех поймаем и пойдем дальше. Я, как литовец, может, и могу остановиться, но украинцев не остановите, они пойдут и будут мстить дальше. Это очень хорошие воины, огромная мотивация и бесконечное желание смерти Путина", – говорит Харли.
Некоторые эксперты говорили, что введенная в России мобилизация может стать поводом для свержения Владимира Путина, мол, в обществе будет большое недовольство, когда солдаты вернутся в Россию в гробах. Но Харли не был склонен верить в такой сценарий.
"Я думаю, что пока нет ни одного человека на уровне Путина, кто мог бы с ним говорить, думаю, что из-за этого. Когда меня спрашивают в Украине, нет ли каких-то суперсил, которые могли бы нейтрализовать Путина, то я говорю, что их полно, но к нему нельзя подойти. Он сидит в каком-то бункере, у него 150 своих отмороженных “головорезов”, которые его охраняют, и к нему трудно подойти. Но это можно сделать, 100 процентов. Но кто это сделает. Нет такого человека. Надо такого же уровня, такой же должен быть бандит, как и он сам, с которым он будет говорить на одном уровне", – размышляет собеседник.
Привез украинского офицера на кладбище
И хотя защищающие Украину воины очень мотивированы, Харли не скрывает, что воевать восемь месяцев без остановки очень сложно, сохранить стабильное психологическое состояние реально не очень-то и возможно.
"Мы сами говорим друг с другом каждый день, слышим рыдания, слышим крики, многие кричат, говорят по ночам. Подходишь, говоришь, держись, я рядом. Мы все с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Я пытался себя обманывать, что у меня его нет, но у меня оно очень большое. Мне все рассказывали утром, говорят, ты спишь и воюешь. Когда я понял, что мне на войне гораздо легче, чем не на войне, то понял, что у меня этот ПТСР. Когда мне спокойно, со мной что-то происходит. Я одного своего друга вытаскивал из большого магазина в Киеве, куда он вошел с гранатой. Прибежали мы очень быстро в тот магазин, я увидел, что вынута чека гранаты, моя первая мысль была схватить за руку, но я боялся, что он ее бросит, а там полно людей. Начал с ним говорить, что не будем этого делать, потому что погибнут невинные люди.
А его реакция была – почему они здесь, а почему они не там, почему они здесь живут своей жизнью, а мы должны воевать. И я понял, что мы все станем такими", – солдат описал страшную реальность.
Он рассказывал, что солдатам особенно тяжело из-за того, что их друзья погибают каждый день и их погибает действительно много. "В начале мы получили около 4 тысяч мешков для трупов. Через 3 или 4 месяца мне один понадобился, а их уже не было. Погиб один подготовленный мною солдат 25 лет, я тогда расшиб все стены, меня невозможно было остановить, у меня сорвало крышу. Говорю – 25 лет, сколько он еще всего мог бы, был очень умный парень, белорус, он штурмовал одну деревню. Но эти потери здесь надо пережить. Однажды вечером мы разговаривали, были на базе спецподразделений, вечером весь штаб собрался со мной поговорить о планируемых операциях, а уже наутро половины их не было в живых", – умолкает собеседник.
Однако он рассказал, что и украинскому военному руководству пришлось показать истинный ужас войны. "Я ездил на украинское кладбище с офицером Генштаба, я его сам привез, он мой старый приятель. Я говорю, посмотри на это поле. Хоть там очень красиво хоронят солдат, я говорю, ты хочешь кладбище вдвое, втрое больше? Начните думать, иначе планировать, не ходите по трупам, ведь все это бесконечно больно. И в первый раз я услышал слово офицера, что он услышал меня. Потому что он засиделся там у себя: сидит, ездит на хороших машинах, пьет кофе, ест, когда захочет. И я привез его на кладбище, и он меня услышал", – с надеждой сказал Харли.
Определил, какая поддержка нужна
Он не скрывал, что в Литве ему тоже очень тяжело и по одной причине.
"Все кричат, что хотят нам помочь, а на деле я вижу, что никто не хочет нам помогать, нам хотят продавать, от этого очень обидно. А сейчас я даю интервью, потому что хочу, чтобы все знали, что мы такие существуем, что мы там воюем, нам крайне сложно там выжить, потому что все достается украинским силам. Когда я вижу, что присылают транспортные средства, о нас никто не знает, мы покупаем машины на свою зарплату, просим, идем к людям, если можете, помогите. Но я здесь не для того, чтобы плакать, что нам там очень тяжело. Теперь у нас есть счет Литовского легиона, у нас есть свой аккаунт в Facebook, чтобы все было прозрачно, я хочу, чтобы через это все проходило. И, пожалуйста, не присылайте мыло, пасту, китайские жгуты, потому что я знаю, как мой друг истек кровью из-за этого гребаного жгута. Я говорю, что войну с китайскими жгутами мы не выиграем, поэтому лучше спрашивайте, что нам нужно, или покупайте качественные вещи", – подчеркнул Харли.
Он сказал, что до сих пор вся поддержка литовцев, воюющих в Украине, проходила через Фонд Олега Шураева. "Его помощь была неоценима, потому что, когда мы получили первое оружие, оно были совершенно голым, с ним воевать было невозможно. С помощью этого фонда мы модернизировали и сделали оружие, с которым можно воевать. Теперь проблема единственная – сражаться ночью, у нас нет такой техники, мы слепы, не можем прицелиться. Поэтому нам нужно оружие ночного видения. И транспортные средства, потому что бывают ситуации, когда их хватает только на один день", – описал потребности Харли.
В Литве очень твердое мнение, что война до нас не дойдет или нас кто-то защитит, поможет НАТО. Харли опроверг и такие надежды.
"Никто, никто нас не защитит. Никогда не будет так, что кто-то будет сражаться за вас. Скажу как солдат – лучший солдат тот, кто сражается за свою страну. Это не их страна, они приехали сюда зарабатывать деньги, им платят надбавки, и они воображают, что они на войне. Лучший солдат тот, кто сражается не за деньги, а за свою страну и свой народ. Я это очень хорошо понял в Украине, когда у человека 10 патронов, он ничего не получает и говорит, что я пойду до конца за свою Украину. И это настоящий патриотизм, и этого не понимают солдаты, не видевшие настоящей войны. Мы, литовцы, все до единого – американский литовец, британский литовец, все сказали, что, если это быстро переметнется сюда, потому что Литва действительно в окружении, мы все до единого приедем сюда. И все время планируем, как это сделать, потому что все будет закрыто. У нас есть план, как со всем, что у нас есть, приехать, потому что мы не можем приехать воевать в трениках. Если что-то случится, все литовцы приедут сюда, хоть нас и немного", – пообещал Харли.
