Михаил Дурненков — российский драматург, сценарист, педагог, участник движения "Новая драма", имя которого хорошо известно в том числе и за пределами России. Он много сотрудничает с ведущими российскими и европейскими театрами, специально для них сочиняет пьесы. Среди самых масштабных проектов – вечер-посвящение 150-летию Станиславского "Вне системы", поставленный Кириллом Серебренниковым, над которым сейчас идет судебный процесс.
Его спектакли идут в "Гоголь-центре" в Москве, a также находятся в репертуаре европейских театров, переведены на немецкий, английский, финский, польский и другие языки. В Вильнюсе он принимал участие в организованном Гете-институтом мастер-классе, посвященном теме театра и пропаганды. В интервью DELFI Дурненков отметил, что эти две вещи не совместимы, а в театр ходят люди, которые в большей своей массе не смотрят телевизор, поэтому меньше подвержены пропаганде. Состоявшаяся в Вильнюсе творческая мастерская - это часть фестиваля драматургии "Драмократия", чтения которого состоятся весной следующего года.
- Тема ваших занятий в Вильнюсе была сформулирована как театр и пропаганда. Как эти две вещи складываются вместе?
- Совершенно не складываются. Мы этим занимаемся потому, что театр - это пространство, в котором мир показывается во всем своем многообразии. А пропаганда и ее цель - сделать мир четким, плоским, показать, где свои, где чужие, где враги, где друзья.
- То есть она сейчас имеет место?
- Конечно. Мне кажется, пропаганда есть везде, где есть правительство. Где-то меньше, где-то больше, массированная или локальная. Это способ манипуляции массовым сознанием, а для того, чтобы манипулировать, всех нужно привести к одному знаменателю.
- Обычно с пропагандой связывают кино, все же театр не столь массовое явление.
- Театр не занимается, а разоблачает пропаганду. И кино тоже, любое искусство и его цель - показать уникальность человека во всем его многообразии. А цель пропаганды - заставить всех быть на одной стороне против другой стороны.
- Вы как-то сказали, что сцена - это увеличительное стекло. Вам не кажется, что сцена и зрительный зал в некотором смысле поменялись местами, и мы сейчас с большим вниманием изучаем зрительный зал, какое воздействие на него оказывается?
- Театр тоже реагирует на эти вызовы. Все больше спектаклей, которые приглашают зрителей участвовать. То есть действие происходит не только на сцене, но и в зрительном зале, в голове зрителей. Современный театр отличается от несовременного тем, что в классическом театре мы сидели и смотрели какую-то историю, а в современном театре мы должны быть творцами спектакля, должны что-то делать в зале, чтобы это зрелище состоялось. Заставлять людей думать, показывать две разных стороны жизни, чтобы они сошлись у зрителей в голове. Сейчас мораль выводит зритель и мне кажется — это здорово, потому что развивает способность зрителя делать собственные выводы, в том числе развивает и критическое мышление, а это то, чего пропаганда больше всего боится.
- Такие слова как цензура, пропаганда вернулись в активный обиход в России?
- Да, ничего я в этом смысле нового я не скажу.
- Вы бываете в Европе? Как такие вещи, как процесс Серебренникова сказываются на восприятии России?
- Россия в этом смысле не представляет собой какую-то замкнутую структуру. Во всем мире происходят подобные процессы и в каждой стране, где я бываю, люди с тревогой говорят о происходящем в мире. Просто в России — это ярко и мощно, очень показательно. И процесс Серебренникова — очень показательный процесс того, что происходит с Россией, в то время как в мире всюду к власти приходят консервативные правительства, которые говорят: давайте сделаем страну опять великой. Это то же самое, что и в России, только концентрация меньше.
- По вашему мнению, на россиян оказывает воздействие массированные потоки информации, которые поступают через телевидение?
- Более чем. Есть, конечно, небольшая прослойка, которая вообще не смотрит телевизор. У меня дома, например, нет телевизора.
- Это в том числе формирует и зрителя театра?
- Да, но в театр, как правило, ходят люди, которые не смотрят телевизор. Это как-то связано между собой. Телевизор сейчас — это дешевый фастфуд, дешевая жвачка, а театр — это трудная еда. В театр нужно ходить, думать. И если ты привык получать легкую пишу из телевизора, театр тебе не понравится.
- Последние несколько лет заметным стал раскол между людьми...
- Да, конечно. Прежде всего, это произошло между поколениями. Новое поколение уже живет в открытом мире, мире интернета, где вообще нет никаких границ и в этом смысле они понимают, что происходит в других странах, за границей. А старшее поколение боится интернета, не доверяет информации, а доверяет телевизору. А в телевизоре четко показывают, кто есть кто. Без интерпретаций.
- Как бы вы сейчас охарактеризовали российский культурный фон?
- Нас делят и делят, продолжают раскалывать. Если первый раскол произошел после аннексии Крыма, то сейчас еще делятся. Театральные деятели говорят: посмотрите, что случилось с Серебренниковым, мы не должны работать с государством, входить в эти отношения, поскольку они могут закончиться так же, как у него. Другие говорят, что невозможно не вести диалог с властью, поскольку если ты его не ведешь — это будет монолог. А это гораздо страшнее. И там, и там есть своя правда. Поэтому мы сейчас больше разобщены, чем раньше.
- Государство сейчас формирует культурную политику?
- Конечно. Если взять театр в России, то государство платит, почти невозможно заниматься искусством без государственных денег.
- Может быть, поэтому многие покидают Россию?
- Да, так было традиционно.
- Вы много работаете в Европе. Вы себя там комфортно чувствуете?
- Я никогда не чувствовал какой-то вражды и дискомфорта. Дело в том, что деятели культуры отлично понимают, что происходит и нам легко договориться, мы не скрываем своих позиций. В этом смысле в Европе я тоже общаюсь с представителями культурного слоя, я не хожу на заводы, не общаюсь с рабочими, может они мне скажут, что вы там все в России сошли с ума. Но деятели культуры отлично понимают, что происходит, и мы находимся в одном поле диалога.
- Может быть, в России как раз проблема в том, что деятели культуры не ходят на заводы?
- Да в и этом тоже. Но для формирования культурной повестки должно быть очень много сделано. Конечно, у нас в каком-то смысле существует социальный театр, всегда на собственные деньги, поэтому это сложно делать, государство не поддерживает театр, который занимается социумом. Ты должен быть миссионером, идти и говорить, как разночинцы в позапрошлом веке.
