Только что вошли в моду остроконечные эннены с вуалями, шлейфы, длинноносые туфельки, которые священники именовали "дьяволовы когти для поимки недозволенных удовольствий". Не ведали святые отцы, ругая невинные башмаки, что грядет новшество поинтереснее, а именно — прямоугольный вырез на платье, тогда еще деликатно открывающий область ниже шеи и часть спины, который назвали декольте, от слова decollete, что означает "отсекаю шею".
Несмотря на жутковатое название, новое веяние понравилось дамам. Вырез все увеличивался, пока, наконец, метресса Карла Смелого, Агнесса Сорель, не придумала носить одну грудь открытой, что впервые и продемонстрировала на своем публичном покаянии. В истории это осталось под названием "прекраснейшее сокрушение о своих грехах Агнессы Сорель", а вскоре, как утверждают возмущенные хронисты, так нарядилось полкоролевства. Только плетями (простых смертных) и угрозой не допустить к исповеди (благородных) удавалось более-менее образумить бесстыдниц.
В эпоху Ренессанса корсеты шнуровались до груди, а все, что выше торжественно выставлялось напоказ. В Риме пример подавала Лукреция Борджа, прозванная "Новой Мессалиной", во Флоренции — Прекрасная Симонетта, возлюбленная герцога Лоренцо Великолепного и модель Сандро Боттичелли.
Напуганные распространением загадочной болезни, пришедшей, как считается, с Гаити, испанцы срочно открестились от всего плотского. Декольте запретили под страхом отлучения от церкви. Для пущей важности решено было и шею скрывать гофрированными воротниками — "мельничными жерновами". Влияния "испанских мод" в той или иной мере не избежала ни одна страна в Европе. Но, Бог — высоко, Испания — далеко, — решили в Париже.
Ноу-хау от Екатерины Медичи заключалось в хитроумных "окошках" для груди. При этом платье вполне пристойно доходило до шеи.
А на времена похождений королевы Марго во Франции и правления королевы Елизаветы I в Англии выпали квадратные декольте, обрамленные высокими кружевными воротниками.
Аристократическая сдержанность первой половины XVII века не затронула эротический вырез, о чем свидетельствуют портреты дам английского и французского дворов.
Луиза де Лавальер прикрывала декольте кружевом, Атенаис де Монтеспан носила платья столь открытые, что современники недоумевали, как они на ней держатся. Анжелика де Фонтанж первой додумалась украшать декольте мушками. Не от хорошей жизни — так она скрывала поражение кожи ядом, которым травила ее ревнивая де Монтеспан. Предпочтения мадам де Ментенон, допускавшей только открытые плечи, заставили модниц закрывать грудь косынками.
Когда начался Галантный век, мода уже пребывала в состоянии эротического возбуждения. Одного содержимого декольте было уже недостаточно для утонченных вкусов того времени. И декольте, форма которого менялась в зависимости от сезона, искусно дополнялось — и наполнялось — кружевами, цветами, бантами, покрывалось перламутровой пудрой.
Все эти ухищрения показались смешными и старомодными в эпоху "античной" моды Директории и Ампира. Теперь декольте имело "классические" овальные или квадратные формы. Иконами стиля тех лет были Тереза де Тайенн и Жюли де Рекамье.
Буржуазные вкусы XIX века обусловили двойные стандарты. До вечера предусматривалось наглухо закрытое платье, вечером допускалось смелое декольте.
Как писал журнал Punch в 1854 г, "прилив скромности заканчивается после семи часов". Но в Англии при королеве Виктории было все же не разгуляться. Самые смелые декольте демонстрировались во Франции в эпоху Второй Империи, при красавице императрице Евгении.
В конце XIX века быть "просто голой" опять стало немодно, вульгарно и скучно. Тон теперь задавали актрисы (Рашель, Сара Бернар, Элеонора Дузе), дамы полусвета (Лиана де Пужи), профессиональные красавицы (Клео де Мерод, Лилли Лэнгтри) и искательницы приключений (Отеро, Мата Хари).
Вернулись шарфики, розетки, розовая пудра. А днем теперь можно было показывать все через абсолютно прозрачные вставки скромных белых блузок. Громы и молнии на эту моду обрушивал даже Лев Толстой. "Невозможно спокойно разговаривать с женщиной" — жаловался он.
При наступлении Эдвардианской эпохи сдался последний бастион показной добродетели — Британия. И улицы городов, набережные модных курортов и самые отдаленные уголки империи к восторгу туземцев заполнили дамы в туалетах с откровенными декольте. Конец увлекательным экспериментам положила Первая Мировая война.
Легкомысленное очарование эпохи джаза все перевернуло с ног на голову. Декольте ушло на спину. Причина проста: от корсетов отказались, а новоизобретенный бюстгальтер (в 1913 году его придумала танцовщица Мэри Фелпс, а в 1915 году началось их производство в США) сплющивал грудь, вместо того, чтобы приподнимать ее. Это совпало и с успехом повести В. Маргерита "Ле гарсон" ("Мальчик") и с модными экзерсисами Коко Шанель… и явился новый идеал — женщины-подростка. А декольте на спине опускалось все ниже и ниже…
Возвращение абсолютной женственности в моду 1930-х реабилитировало классическое декольте, но и от оголенных спин отказываться не хотелось. Выручали платья на бретельках, под которыми, само собой, ничего лишнего не было.
Разумеется, в первой половине 1940-х настроение было пуритански целомудренным. Однако в США светлые головы (а среди них — голова Говарда Хьюза — самого креативного миллионера всех времен) догадались изготовить бюстгальтер в его современном виде, что позже, с приходом стиля New Look от Диора, обусловило торжество декольте во время разумной умеренности и женственности 1950-х годов.
В шестидесятые опять возник идеал девочки-подростка, которой декольте нужно не больше, чем хвост. В моду входит платье-футляр. Фигуристые кинодивы раскрывают свой… талант в "костюмных" фильмах. Дамы из общества — на светских раутах.
Статус-кво сохраняется в кино и на приемах в 1970-е годы, в "обычной" жизни все с упоением носят "заячьи уши".
В следующие десять лет сексуальная агрессия выражается в ставших вдруг необъятными декольте. Апофеоз ликующей чувственной роскоши Версаче. Распахнутые настежь "плечистые" пиджаки сдержанного Армани. Популяризации декольте способствуют и достижения в области пластической хирургии.
"Смотрите мне только в глаза!" — любимый лозунг последних 20 лет. Мы чтим традиции, а, значит, у нас есть будущее.