В.Штепа. Вата. О гибридной идеологии

Положение дел внутри страны его стало интересовать все менее. Сам этот контекст решительно отступил на дальний план перед мейнстримом имперской пропаганды. Когда идет война – о коррупции можно забыть.

Похоже, вместе с гибридной войной мы наблюдаем становление новой гибридной идеологии. В ней уже нет никаких «правых» и «левых», выветрился сам смысл многопартийности. Гибридная идеология просто «за Россию» – это невероятный синтез прежних противоположностей, от клерикального мессианства до советского патриотизма. Этот синтез сочетает жгучую ненависть к Америке с каким-то подростковым подражанием некоторым ее шагам. «Почему им можно, а нам нельзя?» Даже закон об «иностранных агентах» списали с американского прототипа, принятого еще в 1938 году, в совсем иной глобальной ситуации.

Гибридная идеология совмещает громкую риторику «миролюбия» с тотальной милитаризацией массового сознания. Пропаганда настойчиво лепит из Украины образ врага – но иногда оговаривается о «братских народах». Россия вроде бы выступает против возврата к холодной войне с Западом, но при этом обещает превратить его в «радиоактивный пепел». Такого, кажется, не было даже в брежневские времена…

Этот клубок противоречий напоминает структуру ризомы – специфическое строение корневой системы, состоящей из множества запутанных, растущих во все стороны побегов. Этот образ в свое время ввели Делёз и Гваттари для описания «состояния постмодерна». Действительно, гибридная идеология могла появиться только в постмодернистской России, где все уже привыкли к сочетанию имперского герба и советского гимна.

Но для этой идеологии можно подобрать и более привычный образ. Это вата – как хаотическое переплетение волокон. Карикатурный образ «ватника» – как жертвы и одновременно ретранслятора официальной пропаганды – возник еще в 2011 году. Но затем в соцсетях он сократился до просто «ваты», которая стала расхожим мемом.

Мировоззренческий абсурд «ваты» состоит в том, что она легко пользуется интернетом и современными электронными гаджетами. Но при этом - считает врагами страны их происхождения и пропагандирует в глобальной сети прелести изоляционизма.

Для «ваты» враждебен весь окружающий мир, особенно западный, который плетет извечные «заговоры против России». Некоторыми симпатиями пользуются лишь различные диктаторские режимы – и даже не потому, что они какие-то пророссийские, главное, чтобы были антизападные.

Для будущих историков это, наверное, станет сложным вопросом – объяснить, как могло произойти, что страна, власть в которой еще совсем недавно вещала о «модернизации» и стремилась к отмене виз с Европой, проводила современные глобальные шоу вроде Олимпиады, затем вдруг буквально за несколько месяцев стремительно рухнула в эту вату архаики и ненависти?

Конечно, ключевая роль в этой метаморфозе принадлежит массированной телепропаганде, по накалу превзошедшей даже советскую. Однако все же остается загадкой – почему в «сетевую эпоху», пришествие которой социологи оценивали оптимистично, ожидая роста «креативного класса», телевизор оказался оруэлловским «телескрином»?

Оказалось, что многие «креативщики», работающие на том же телевидении, охотно приняли гибридную идеологию и стали ее продвигать и раскручивать. Конечно, сами они не верят в триллеры про «распятых мальчиков» (не исключено – даже смеются над ними в студиях) – однако продолжают их выдумывать и внушать более легковерной публике.

Удивительна эволюция и более взрослой интеллигенции. Некоторые известные писатели, ученые, актеры, отличавшиеся когда-то остротой критической мысли, вдруг превратились в истовых пропагандистов «русского мира». Идеи демократии, европейской интеграции и прогресса поразительно легко сменились у них воспеванием державного величия и исторических побед империи.

Кстати насчет побед – историки когда-то вывели интересную закономерность: победителям свойственно преемствовать черты побежденных. Заняв Париж в 1814 году, русские офицеры принесли оттуда на родину некоторые «опасные» европейские идеи, что вылилось затем в восстание декабристов. Сегодня победа 1945 года фактически стала смыслообразующей для российской государственности. Однако ни в одной другой стране разгром нацизма не отражается в бурном росте собственной воинственности…

«Сетевая эпоха» предусматривает совсем иной тип отношений – постепенное стирание государственных границ и рост глобальных интерактивных связей. Однако у нашей «ваты» весь «интерактив» сводится к известным свойствам этого материала – она лишь впитывает официальную пропаганду, а затем выжимает ее на остальных. Рефлексия здесь минимальна – только простые рефлексы.

Такой рефлекс начался в «тучные годы» высоких мировых цен на нефть. Многим они вскружили головы, вновь всплыли мечты о «сверхдержаве» и море показалось по колено. Казалось бы, в свое время всем было понятно, что распад СССР был исторической неизбежностью – его плановая экономика оказалась нереформируема, а в коммунизм не верило даже Политбюро.

Теперь же это событие трактуется как «величайшая геополитическая катастрофа ХХ века», и на ХХI, очевидно, поставлена задача ее исправления. Пропаганда камлает над тем, чтобы «отменить» этот распад в сознании россиян, обложить его ватой забвения… Внушается, что СССР по-прежнему существует, только временно сжался до границ РФ, но непременно вернет себе «окраины». Потому что все остальные постсоветские страны – это какие-то политические недоразумения (заявления околовластных российских деятелей о «бывшей Украине» весьма показательны.)

Однако возвращение в реальность из этой телесказки рано или поздно случится. Международные санкции за агрессивную политику будут медленно, но неуклонно сжимать эту «вату» – вплоть до потери ею своих структур. Вероятно, произойдет и психологическая революция в «креативном классе», который пока обслуживает власть. Там неизбежен разрыв между вполне западным стилем жизни, к которому он привык, и антизападной риторикой, которую он сочиняет. Долго этот гибрид не продержится…

Пока же приходится наблюдать известную поговорку: коготок увяз – всей птичке пропасть. Невозможно поддерживать имперскую политику и при этом добиваться каких-то позитивных изменений внутри страны. Первое быстро обессмысливает второе и делает его ненужным. Будет ли наоборот?