Империализм в данном случае означает разрушение, оккупацию территорий, раздачу паспортов на оккупированных землях, принудительное переселение людей. Иными словами, все то, что агрессор делает в Украине.
Это признал канцлер Германии Олаф Шольц, утверждая, что действия России – это "обыкновенный империализм". Лидер Франции Эммануэль Макрон назвал вторжение 24 февраля "возвращением во времена империализма". Президент США Джо Байден призвал к необходимому торможению "имперских амбиций" агрессора.
Такая констатация ситуации не очевидна. После окончания холодной войны были основания полагать, что империализм актуален только в исторических дискуссиях. Но реальность оказалась куда примитивнее – и страшнее.
Владимир Путин, в очередной раз ссылаясь на царя Петра I, несколько дней назад назвал величайшими военными достижениями именно оккупированную территорию и живущих на ней людей. Таким образом он не только пытается создать образ своего величия, но и чувство имперского сантимента – якобы контролируемые когда-то территории принадлежат России навечно. То, что польский политолог Агнешка Легуцка назвала "франкенштейновский империализм".
Но, вероятно, можно было этого ожидать, учитывая, что валовой внутренний продукт (ВВП) на душу населения у агрессора ниже, чем у Мальдивских островов или Чили, что он технологически проигрывает в конкурентной борьбе как Западу, так и Китаю, что "мягкая сила" ограниченно действует даже в ближайшем окружении.
Если доказать превосходство в этих областях не удается, а некогда братские государства стремятся пойти по западному пути, единственным инструментом остается сила.
А она у Кремля есть и явно считается важнейшим приоритетом. Поэтому даже во время экономического спада планируется направить на "оборону и безопасность", хотя правильнее было бы сказать на войну и агрессию, почти треть всего госбюджета. Так что силовой потенциал "на бумаге" остается угрожающим.
Правда, достижение такого консенсуса на Западе может быть непростым, даже в контексте военных зверств. Это идет вразрез с более удобными интерпретациями – например, установкой, что Кремль на самом деле только "искренне обеспокоен" "усиливающейся угрозой с Запада" или расширением НАТО (например, несколькими тысячами солдат Альянса, находящимися в восточном крыле). Тем более что Кремль постоянно целенаправленно преувеличивал опасность любых шагов НАТО в ответ на беспокойство государств восточного крыла по поводу действий Кремля.
В результате мы до сих пор регулярно слышим о необходимости вовлечения России в новую архитектуру безопасности или в пересмотр позиций НАТО по поводу вооружений на границах с Россией. Отчасти скорее всего это просто инерция прежних идей.
С другой стороны, понятно и стремление западных политических лидеров реагировать на нюансы настроений обществ своих стран. Даже в Литве, как показал новый опрос Центра восточноевропейских исследований, около четверти населения поддерживает тезис о том, что "расширение НАТО побуждает Россию всеми силами отстаивать свои интересы".
Все-таки на западных политиков влияет и опасение, что цена переориентации окажется слишком высокой. Если однозначно установлено, что Кремль осуществляет жестокий империализм, становится неизбежным принятие контрмер для защиты от империализма. Это включает в себя усиление обороноспособности, резкое сокращение экономических связей с агрессором и повышение устойчивости обществ.
Все эти процессы уже идут; большинство стран НАТО объявили о значительном и быстром увеличении расходов на оборону; в восточном крыле НАТО развернуты дополнительные силы, которые должны не только сдерживать, но и быть готовыми выполнять реальные оборонительные функции; объем торговли Европейского Союза (ЕС) с Россией за несколько месяцев упал на 43%; доля России в масштабе импорта энергоресурсов ЕС снизилась с четверти до 15%.
Однако очевидно, что принимать решения во время инфляции и беспокойства о будущем будет все труднее. Кроме того, системные изменения затянутся на несколько лет, поэтому в них нужно будет вкладывать большой политический капитал – и не останавливаться на полпути. Еще важнее долгосрочная поддержка Украины, направленная как на укрепление обороноспособности страны, так и на восстановление экономической стабильности.
Надежды есть. Кто бы мог подумать, что президент Чехии Милош Земан, известный своими пророссийскими настроениями, заявит, что приоритетом государства является помощь Украине, даже если это приведет к экономическим трудностям. Это говорит о том, что происходят кардинальные изменения. Но самые трудные решения еще впереди.
