Так перед этим начинал свои посты в соцсетях Левченко. Каждый выезд – огромный риск для жизни. "Копы" не раз попадали под обстрелы, но продолжали уговаривать местных эвакуироваться, доставляли продукты и воду. Из-за обстрела отделения полиции майор (получил звание досрочно) Левченко получил тяжелую контузию, но в госпитале не задержался. А еще кавалер Ордена Богдана Хмельницкого ІІІ степени пообещал сложить на себя протокол после победы – за превышение скорости. О карьере в патрульной полиции, эвакуации гражданских и о планах на "после победы" "коп" рассказал Delfi.
Виктор Левченко нашел время для интервью в день, когда ремонтировали "броневичок" – грузовик, стены которого бронированы. Во время одной эвакуации в машине повредились колеса – ездить под обстрелами приходится быстро, часто не выбирая дороги. От прямого попадания автомобиль не защитит пассажиров, как, впрочем, никакой транспорт. Однако осколки и пули не страшны.
С того момента до прекращения эвакуации прошло несколько дней. Эвакуировать гражданских из Луганской области начали 28 февраля. За это время спасли более 42 000 местных жителей.
Это были разные виды транспорта. Сначала довозили на поезд. Патрульные заводили автобусы, которые стояли без ключей. Договаривались с собственниками автобусов. Это (эвакуация – delfi) был каждодневный дурдом. Мы вывозили людей с утра до ночи. Когда россияне полностью разбомбили железную дорогу, начали вывозить автобусами в Бахмут (Донецкая область), а оттуда – на мирную землю. Нам даже благодарные родственники спасенных людей подарили шеврон "Батальон перевозчиков". На всей Луганщине не было и миллиона граждан, на подконтрольной Украине территории. Основные города: Северодонецк, Лисичанск, Рубежное – это тысяч 280 людей. Где-то одну пятую мы эвакуировали.
- А сколько людей сейчас остается на подконтрольной территории?
- Посчитать практически невозможно. Здесь нет коммуникаций: света, газа, воды, связи. Вся инфраструктура уничтожена. Есть полиция и военные. Поэтому статистику пересчитать мы не можем. Осмелюсь предположить, что около 20-25 тысяч человек. Немного, но для нас много, ведь люди остаются.
- Почему люди остаются?
- Некоторые боятся выйти из убежищ. Им объясняешь, что транспорт бронированный. Но они уже привыкли к "пещерной" жизни. Это очень страшная картина, когда люди больше трех месяцев в бункере, там едят, не видят солнца, они меняются. Очень трудно с ними общаться. Есть те, которые говорят, что нет денег. Мы говорим, что эвакуируем бесплатно. Что бесплатно принимают, расселяют, кормят, оказывают медицинскую помощь. Это постоянно нужно доказывать людям, наводить примеры. Говорить, что вывезенные люди пишут потом слова благодарности, что чувствуют себя в безопасности, не слышат взрывов. Но есть и те, чей дом разбили, а они все равно остаются. Очень тяжелая морально работа. Мы каждый день видим это горе. После обстрелов людей ранит, мы оказываем им помощь. Это очень тяжелый труд. Но мы его делаем.
- За рулем патрульные?
- Конечно. Гражданские водители быстро покинули область. Многие машины расстреляли, многие люди погибли, когда пытались сами выехать. Я первый сел за руль и спросил коллег, присоединятся они или нет. Никто приказов не отдавал. Потому что отдать такой приказ… Это не совсем правильно. Люди пошли, и мы вывозили людей каждый день. С утра до ночи автобусы ездили до Попасной, Гирского, Рубежного, Приволья, везде, куда было нужно.
- Вы уговариваете людей. Насколько быстро они соглашаются?
- Нескоро. Бывает, возвращаемся по нескольку дней к убежищу, если это возможно. Некоторые соглашаются спустя неделю: "Ну раз вы все еще живы и вывозите людей, то поедем". Бывает, что соглашаются, когда уже дом разрушен. Но чтобы за две минуты согласились – такого еще не было. Таких вывезли в первые дни.
- Понятно, что каждый случай эвакуации сложный. Но какой-то особенно трудный опишите.
Сколько мы проезжали блокпосты наших военных, они говорили: "Ребята, вы хоть понимаете, куда едете?" Мы добираемся до депо, под обстрелами, все вокруг горит. Я старался снимать все, чтобы люди видели, что у нас происходит. Добрались на самую передовую, где уже линия обороны. К нам подбежал командир роты 24 механизированной бригады (Отдельная механизированная бригада имени короля Данила), спрашивает: "Вы кто?" Мы отвечаем, что патрульные. А он кричит, что мы сошли с ума, что идет танковый бой, что они сожгли два танка, но враг наступает.
Спускаемся мы в убежище и рассказываем, что приехали их вывозить. А они: "Мы никуда не поедем, мы у себя дома". Мы перешли на повышенные тона. Я взял за руку самых ярых сторонников остаться, вывел на улицу и говорю: "Нет у вас больше дома! Но у вас есть жизнь. Вы можете ее сохранить, и потом восстановить здания". Люди понемногу начали соглашаться, и мы на руках выносили раненых, людей с инвалидностью, быстро грузили в автомобили, в автобусы. В это время работал снайпер. Нас прикрывали военные. Вынесли всех. Я считаю, что это большой успех. Мы понимали, что если кого-то там оставим, они погибнут, потому что никто не привезет воду или еду.
- Сколько времени пошло на эту эвакуацию?
- Казалось, целую вечность. А на самом деле часов пять.
- Есть еще похожие истории?
- Что отличает нас от орков, – это то, что для нас каждая жизнь важна. Они и людей людьми не считают. Мы вывозили под обстрелами собачий приют. 42, кажется, пса. Загрузили в патрульные "бусы" и вывозили на мирную землю. Сейчас они отлично себя чувствуют в Запорожье.
- У вас достаточно много фотографий, как вывозите детей.
- Они бегают голодные, худые. И мы стараемся им всем помочь, максимально сохранить жизни. Если не вывезти, то хотя бы накормить, если родители не хотят эвакуироваться. Депортировать их мы, к сожалению, не можем. Так, как это делают орки: вывозят людей вагонами и заселяют Сибирь. Мы вывезти людей на мирную землю не можем. Мы уговариваем.
- А как вы, как человек, а не патрульный, относитесь к тому, что под обстрелами все еще продолжают жить люди?
- Я бы, если честно, с удовольствием задержал их, как задерживают преступников. Я считаю, что преступление держать детей под обстрелами. У них нет детства. Они ничего не видят. Есть двухмесячные дети, которые народились во время войны в бомбоубежищах. Людей надо спасать даже не смотря на их нежелание. Но у нас же демократичное государство. Мы же не орки.
- Вы в апреле получили ранение во время эвакуации…
- Не совсем так. Мы были в здании управления Патрульной полиции в Лисичанске, прилетела управляемая ракета русни. Здание почти разрушено. Нам повезло, что были в комнате дежурной части, где армированные стены. Получили тяжелую контузию с ребятами, первое время ходить нормально не могли. Отлежались в госпитале в Днепре, прокапались, но попросились выписаться раньше, чтобы вернуться и дальше эвакуировать людей.
- Как вам было в Днепре? После постоянных обстрелов.
- Это хороший вопрос. Потому что когда мы только вышли, люди ходят по улицам, пьют кофе, цветы дарят, гуляют. Когда едешь по Северодонецку, видишь трупы после обстрелов, которые валяются на обочинах. Люди хоронят родственников во дворах перед многоэтажками. Людей на улицах разрывает, ты их собираешь по частям. Люди за буханку черствого хлеба дерутся. А буквально за 200 километров люди не понимают, что такое война. Когда я приехал, был чумазый, в бронежилете, с автоматом, как обезьяна. На меня так смотрели: "Кто ты? Откуда?" Хотя это нормальный вид на Луганщине.
- А вы вообще, как моетесь? Воды же нет. Газа тоже. Как спите?
- Моемся салфетками. Когда получается набрать воды, легкий холодный душ, но очень редко. Спим посменно, так безопаснее.
- Луганщину сравнивают с Мариуполем, говорят, ситуация там повторяется. Так ли это?
- Враг бросил огромные силы на Луганщину, потому что им очень нужен какой-то успех. Они не достигли значительных успехов ни на одном из направлений, поэтому сосредоточились на Луганщине. Если не устоит эта область, враг пойдет дальше: на Донетчину, Харьковщину. Силы 1 к 20. Противника очень много. Но я утвердился во мнении, что украинцы – это очень мощная нация, которая показала всему миру, как можно сдерживать огромную орду. И хребет мы им уже переломили. Конечно, есть и предатели, но я не считаю их украинцами.
- Среди патрульных Луганщины есть те, которые перешли на сторону врага?
- Нет. Есть те, которые уволились, те, кого мы уволили. Но перешедших на сторону врага ни одного. При том, что рядовые – почти все местные.
- А есть те, кто остались на ныне оккупированных территориях, полицейские? Ведь враг охотится за теми, кто служил в украинских силовых структурах.
- Есть. Они скрываются, пытаются выйти с оккупированных территорий. Это очень опасно, постоянные обстрелы, но возможность выйти все же есть.
- Вам известно о том, что происходит на оккупированных территориях?
- Есть случаи депортаций. Враг применяет тактику выжженной земли. Я так понимаю, они сомневаются, что смогут закрепиться надолго. Поэтому грабят современные больницы, сельхозтехнику. Людей вывозят в малозаселенные регионы России, откуда практически нет шансов выбраться самостоятельно. Наверное, рассчитывают на то, что смогут сломать людей, и они будут жить там как единица, скажем так, этого многомиллионного стада.
- Пишут из временно оккупированных территорий?
- Пишут, просят помочь выехать. Но, к сожалению, такой возможности нет. Знаете, очень важны поступки. Вот несколько дней назад во временно оккупированном Херсоне на железнодорожном вокзале поднялся флаг Украины. И я считаю, что это лучшее сообщение о том, что нас ждут. И на Луганщине есть такие случаи. Орки о них замалчивают, но они есть.
Виктор Левченко родом из Николаева. Два высших образования: спортивное и юридическое. Вначале не верил, что в патрульную полицию можно устроится без знакомств и "блата", ведь хорошо помнил прогнившую милицейскую систему, хорошие поступки в которой были скорее подтверждением правила. Но в 2015 друг убедил его подать документы на отбор в "патрульку". Виктор сделал это в последний день.
- Я прошел, стал командиром роты, потом замкомбата, потом комбатом. А когда открывалось отделение полиции "Крым-Севастополь", мне предложили его возглавить. Отделение было на границе с Крымом, который тоже – Украина. Потому и отделение должно было быть. Я отправился туда с казаками, создали мы отделение. А потом у меня командиры спросили: "Не хочешь возглавить патрульную полицию Луганской области?" Конечно, я согласился. Так более двух лет назад оказался здесь. Я сам увидел, что в полиции можно работать, что есть карьерный рост, если ты хочешь расти и работаешь для этого. Я вне очереди стал майором полиции.
- Вы еще не устали?
- Это часто у меня спрашивают. Но есть казаки, которые стоят сейчас на передовой, они не устали, поэтому не устали и мы. Подумаем об усталости после победы.
- А у вас уже есть планы на "после победы"?
- Хочу взять отпуск, который не брал почти два года, поехать в глухое село, где есть ставок, красивый пейзаж, взять с собой удочку и отдыхать. Может, мясо пожарить, красное вино. И чтоб меня никто не трогал, – смеется Виктор. – Я не рыбак, но этот план греет мне душу.
- А список мест составили?
– Больше всего хочу поехать в Мисхор, это в Крыму, неподалеку Ялта. Очень красивое место. Там спортивные сборы наши проходили, тренировки. Очень хочу туда вернуться.
