А потом и со здоровьем остальным начались проблемы. Он в то время служил заместителем военного прокурора Запорожского гарнизона. В Чернобыль призывали "всего лишь" на четыре месяца. И вроде как – добровольно. Для проформы спросили – согласен? Ну, а как не согласишься – карьера профессиональная, ясно же, накроется. Согласился.
До конца четырехмесячного срока у Владимира отнялась вся левая половина тела. Проснулся – инвалид, двигаться совсем не может. Так и списали. Положили в военный госпиталь, начали "колоть" - пошел на поправку. И рука, повисшая, как плеть, ожила – стала двигаться. Рад был, что остался жив. А Министерство обороны мигом отправило его домой.
Врачи в истории болезни написали – остеохондроз. Ну, да – после Чернобыля. А у них, у медиков, указание было такое – в Чернобыле не может быть болезней, связанных с катастрофой на Чернобыльской АЭС. Любые другие болезни – пожалуйста. Тот же остеохондроз. А мужику было всего 45 лет!
Чем же военная прокуратура в 1988 году занималась в Чернобыльской зоне? Конечно, не ликвидацией последствий аварии. В то время там было 15 тысяч военнослужащих, и для военных прокуроров работы хватало. Большинство военного "контингента" - молодые ребята, которые сами еще совсем недавно служили в армии. Поэтому было среди них все – дедовщина, драки, пьянки, самоволки. По каждому случаю военной прокуратуре нужно было проводить расследование.
Но это еще мелочи – "партизаны", призванные военкоматами из запаса. А были и "серьезные группы", которые занимались вывозом металлолома из Чернобыльской зоны, вывозом мебели из брошенных в Припяти квартир. Помните? В страшном дефиците были в то время мебельные "стенки"? На которые записывались и перекликались по утрам перед дверями мебельных магазинов по всему Советскому Союзу. Из Припяти таких мебельных гарнитуров было вывезено немало. Часть задержали на кордонах, а часть, и немалая, попала в чьи-то квартиры за пределами зоны – и до сих пор "фонит".
Работники прокуратуры, как могли, пресекали этот вывоз. Но это были те же чернобыльцы-ликвидаторы. Здоровья Родине они уже отдали гораздо больше, чем намеревались украсть(?). Поэтому Родина их, можно сказать, прощала – давала два-три года. Условно.
Прокуратура, надо отдать ей должное, пресекала и беспредел самого государства в лице военкоматов. Они в Чернобыль гребли, дабы выполнить план, всех под одну гребенку. А после разбирательства оказывалось, что нагребли многих лишних – например, тех, у кого было двое детей. В таких случаях прокуроры требовали немедленно отправить "угнанных в Чернобыль" домой.
Особая боль, рассказывал мне Владимир Жиров, молодые солдатики срочной службы внутренних войск. Их поставили охранять Чернобыльскую АЭС – и они это выполняли беспрекословно и безупречно. На самом главном фронте, где радиация лилась через край. Все они, в основном, уже ушли из жизни. Склонить нужно голову перед их памятью и безупречностью.
- Как в Чернобыльской зоне вас кормили, Владимир?
- "Гражданских" кормили лучше, чем военных. И условия проживания у них были лучше. Например, в городке Зеленый Мыс, построенном в Чернобыльской зоне нашими строителями, все домики были сооружены из финских стройматериалов.
- А как было со спиртным?
- Горбачев тогда на всю страну "чудил". Помните, конечно, зоны трезвости, где устраивались безалкогольные комсомольские свадьбы. Только на этих свадьбах комсомольцы водку наливали в бутылки… из-под минералки. У нас в Чернобыльской зоне спиртного нигде не было. Но все командированные, даже прокуроры, привозили с собой из Киева сахар, дрожжи…
- И аппараты привозили?
- Нет, сдавали все это сырье местным бабушкам. А через время получали от них отличного качества самогон. Так мы боролись с радиацией. Вернее - с невероятными психологическими нагрузками. Иначе – не выжить.
В Чернобыльской зоне, рассказывал мне Владимир Жиров, довольно распространенным явлением были суициды. За время своей неполной четырехмесячной командировки Владимиру пришлось расследовать два таких случая. Один солдатик повесился в лабиринтах станции. Второй - рядом со станцией. В "рыжем" чернобыльском лесу.