Сергей вместе с женой, ребенком и мамой находится на заводе почти с самого начала и, к счастью, всем им удалось выехать в Запорожье. Через несколько дней после своего приезда в безопасное место Кузьмено рассказал, как им удалось выжить в настоящем аду.

- Когда началась война, как вы переместились в бомбоубежище, расположенное непосредственно на самом заводе?

- 24 числа я встал на работу как обычно в 4 утра. В стороне Восточного района начали постреливать. Это нас всех разбудило. Встал и поехал на работу. В 5.30 утра уже появились новости о взрывах по всей стране. В 6.20 я набрал жену, говорю собирайся и двигаем с Восточного. Жена встала и в течении пары часов собрала дочку и сестру, вещи, погрузила в машину и выехала по направлению трассы АС2. Там у Мангуша у нас есть дача, планировали отсидеться. Ближе к обеду уже появилась информация о том, что идут обстрелы Восточного, и руководством предприятия было принято решение переводить комбинат в горячую резервацию на 7 дней. Затем были открыты проходные завода в свободный доступ, возможность заезжать автомобилями для всего персонала комбината, если им необходимо попасть в бомбоубежище. Мы выехали на дачу, но буквально через два дня поняли, что Урзуф уже был занят, в Токмаке идут бои. Никто не ожидал наступления с южного фронта. Дорога из города уже простреливается, ехать небезопасно, поэтому нам пришлось возвращаться. Поселились у друзей и там жили до 8 марта.

- 2 марта уже пропали электричество и связь?

- Мне кажется, что даже 1 марта. Было отключение света, затем пропала вода. 5 марта уже обрубили газ. И начались проблемы с магазинами. У нас был один магазин в районе, куда свозили со всех точек продукты, и люди выстаивали длинные очереди. Например, мы простояли 3,5 часа, чтобы купить сока (воды уже не было). При этом 3-4 марта был дождь, срывался снег. Мы набирали эту дождевую воду, заливали в ванную, чтобы было чем туалет смывать. Даже кипятили, понимали, что питьевой воды нет.

- С какого-то момента люди отчаялись и стали магазины разбивать?

- Наверное, числа с 4-5 марта началось. Полиция еще ездила по городу, мародеров тормозили с тележками. А потом уже началось массово: грабили от магазинов с продуктами до гигиены и стоматологии. Полная анархия. Люди ходили по городу в поиске воды и погибали под российскими обстрелами. Такое случилось с сотрудником с моего участка – у него жена погибла, а он тяжело раненый, находится на неподконтрольной территории.

- Когда стали бомбить город? Мэр рассказывал о том, что россияне целенаправленно били по электроводам, по насосным, поэтому вода и пропала?

- Мы 8 марта заехали на Азовсталь в убежище, но днями ранее по городу люди уже лежали убитые, на западной стороне. Бои уже шли на тот момент в районе Старого Крыма.

- Люди погибали, вы говорите, ходили куда-то?

– По городу военные в тот момент мало передвигались. У них какие-то свои позиции на подступах к городу, а россияне просто хаотично стреляли. Наши военные тогда держали выезд на трассу в районе Эпицентра. Самолеты уже летали, начались бомбежки.
Когда заехали в бомбоубежище на комбинат, нас было около 60 человек. Еще через неделю-две туда привезли еще 7 человек.

- Расскажите, что из себя представляют эти бомбоубежища?

- Смотря какие. Мы находились в цехе, запущенном в 1972 году. Бомбоубежище было квадратного типа с усиленными колоннами. Сделано как положено, у нас даже было три выхода: основной и два аварийных. Двери противовзрывные. Бомбоубежище в принципе более-менее надежное, если в него не бить в одно и тоже место много раз. Взрывы взрывами, а мы слышали только вибрацию.

- Под каждым зданием бомбоубежище было?

- На территории комбината всего числилось несколько десятков бомбоубежищ. В другом цеху бункер был попроще – вы спускаетесь на два лестничных пролета, и там находится бомбоубежище. В другом цехе один пролёт вниз и сразу подвал под зданием, двери тоже металлические, но более облегченные и ослабленная конструкция.

- Между ними связи не было?

- Нет. Это отдельные цеха, они разбросаны по территории всего комбината.

- Было в бомбоубежище вода, электричество?

- Часть бомбоубежищ были с генераторами, а у нас генератор нерабочий. Нам военные помогали – привозили аккумуляторы, снимали их с тепловозов. Заряжали, нам аккумулятора хватало на 2-3 дня. Были случаи, когда не успевали нам довезти, и мы пару дней сидели в полной темноте, свечку зажигали. Благо на предприятиях было большое количество антисептика. Мы скручивали огниво поджигали, потом на этом можно было греть еду, чай.

- А что по воде и по еде?

- В нашем бомбоубежище изначально было немного продуктов, работники цеха принесли. Плюс мы делали вылазку в АБК, там находилась столовая с припасами еды. И нам этих запасов до конца марта хватило. Но найти провизию было непросто – нужно было добраться под АБК под постоянными бомбежками. Мужчины собирались и бежали по территории завода, а обстрелы не прекращались. Бежать от силы так минут 10, а за это время мы два-три раза спускались в подвалы – бомбили с самолетов. По воде. До того, как упали последние линии электропередач руководство завода накачало воду в бойлера – емкости, которые подаются в бани. У нас рядом с убежищем была бойлерная, там стояли пятикубовые емкости – техническая вода, руки помыть, умыться. Плюс комбинат обеспечивает работников горячих цехов питьевой бутилированной водой согласно нормам – они должны получать подсоленную воду в объеме 2 литров на смену. Эта вода была разбросана в цехах, мы ходили ее собирали.

- Вы 8 марта заехали, а уехали вы какого числа?

- Мы вышли оттуда 1 мая. К нам 10 марта добавилась еще одна семья, потом 20 числа часть людей уехала. 12 марта мою машину повредило, она была не на ходу. 14 марта был обстрелян цех, произошло обрушение кровли, и еще восемь машин были разбиты, заблокированы.

- Когда начали скидывать на Азовсталь 500-килограммовые бомбы?

- Бомбить активно стали еще 14 марта. У нас был выход из бомбоубежища, первое время мы готовили еду на улице. С 12-13 марта после первых мощных прилетов прямо в цеху решили готовить в подвале. Страшно. Куда прилетит неизвестно. Азовсталь с середины марта россияне начали усиленно обстреливать. У нас были ситуации, когда мы закрывали двери и все сидели молча, потому что молились. Плюс было попадание в здание. Мужчины тушили пожар, огонь был на этаже, дым заполнял помещение, и дышать было трудно.

- А что самое страшное было?

- Российские самолеты летели и кидали, куда ни попадя – настоящая рулетка – попадут в нас или нет, никто не может предположить. Цех весь разрушен. Были обстрелы самолетами, минометами, корабельной артиллерией. Мы видели много остатков кассетных боеприпасов. Как-то двухэтажное здание сложило до подвала, который и являлся бомбоубежищем. Стреляли все время. Весь месяц бомбили Азовсталь.

У меня жена для себя записывала – каждые 5 минут прилет, взрыв. Это не останавливалось. И со слов военных – больше 10 самолётов одновременно залетало, кружилось над территорией комбината. Возле одного бомбоубежища несколько раз прилетели бомбы – около здания образовалась воронка, а в следующий прилет уже был разрушен и сам бункер. А там у них военных находился госпиталь. То есть, людей завалило, присыпало. Погибли больше 10 раненых.

- А украинские военные вам помогали?

- С начала апреля они нам регулярно, каждые 3-4 дня приносили продукты: консервы, каши, крупы, макароны. В начале марта конфеты детям приносили, цукаты. Для маленьких детей пытались находить детское питание, памперсы.

azovstal

- А готовили вы как?

- Мы ели раз в день – к трем часам старались готовить суп. На 70 человек готовили 4 ведра супа. В толстолистовом цехе завезен брус по технологии производства, и мы этот брус натаскали в подвал, обливали горючим, поджигали на нем и готовили.

- А сколько было детей?

- 14 детей – самая младшая полгодика.

- По российским пропагандистским каналам говорили, что на заводе нет гражданских людей. А 21 апреля российский президент Владимир Путин разговаривал с министром обороны Сергеем Шойгу и обещал, что не будет бомбить Азовсталь. Но в тот же день снова массовые налеты.

- Нам военные приходили и рассказывали, что дали команду не бомбить. А на деле россияне не прекращали. До 30 апреля не было ни одного дня тишины. Больше, меньше, сильнее, авиация, артиллерия, либо просто корабельная, но они все время бомбили. В том числе и Пасха также прошла в таком же русле. Я понимаю, что для них ничего святого нету.

- Завод уже не подлежит восстановлению?

- Не знаю. Там разрушения очень большие, но оценить возможность восстановления можно будет только после конца войны.

- Немножко про военных расскажите. Я видел видео с ранеными – им делали операции, есть ампутированные конечности.

– Очень много раненых военных. Потому к «Азову» подтянулись морские пехотинцы с завода им. Ильича. Потом частично с Морпорта пришли пограничники с полицией. Они перемещаются по подземных помещениям, но условия в подвалах на самом деле ужасные. У нас я вешал курточку на крючок, и за три дня она покрывалась плесенью. Настолько было сыро, и проветривание эффекта не давало.

Медикам не хватает обычного самого элементарного хлоргексидина и перекиси водорода, потому что, раны обрабатываются каждый день либо через день хотя бы. От этого разрывается сердце – как раненые люди страдают, и помочь им никто не может.

- А что вам военные говорили? Как они держатся?

- Военные по-разному. У кого-то апатия, что все пропало. Другие говорят, а что, нужно бороться. Третьи говорят, что у россиян приказ – в плен не брать, а только убивать. Многие считают себя уже там смертниками, но жить хотят. Много молодых ребят, много мариупольцев, мы с ними разговаривали – им по 27-30 лет. Они хотят вернуться домой. В конце концов у них у многих дети. Приходил мужчина – у него четыре дочки.

- А оружие у них оставалось?

- Они говорили - держим оборону, пока есть чем, а подробности не знаю. Мы гражданские выживали только благодаря им – продукты, электричество, информация. Также потом военные помогали нам выбраться с завода. Мы все обязаны жизнью им.

- Вы ехали по городу, видели его разрушения. Я так понимаю, что Мариуполь больше, чем наполовину разрушен?

- Да. Остались отдельные микрорайоны, которые частично живые, где люди живут. Мы вышли с завода, нас посадили в автобус, сидели ждали. Вышел мужчина из дома, крыши на доме нету, она сложилась, но он там живет. У него ничего другого нет.

Все от завода до Ленинградского имеет повреждения – либо сложено, либо повреждено, либо без крыши. На Восточном тоже частично. Мы проезжали – есть дома, которые более-менее живые, одиночные попадания, либо попали в какую-то сторону, а есть дома, от которых осталась одна стеночка. Видели дома нашей бабушки – первый подъезд стояк вроде как целый, второй, где ее квартира - выгорел, а третий - сложился от авиационной бомбы.

- Российские пропагандисты пытаются создать картинку – чистят улицы, кстати нанимают местных убирать трупы.

- То, что они чистят, это не панацея. Все разрушено. Благодаря тому, что мы ушли в бомбоубежище на Азовстали – остались живы.

Россияне не могли взять город, поэтому просто хаотично били. Сотни тысячи снарядов. Это было просто уничтожение. По-другому они не могли.

Сама идея состоит в том, что принести как можно больше разрушений, задавить людей, задавить их мысли, задавить военных. Вот стоит дом, у него верхняя балка держится и третий этаж тоже стеночка с балочкой – все, между ними ничего нет. Девять этажей все сложены, все плиты лежат на первом этаже. Как это? Кто там был? Что там в доме могло быть такого, что его нужно было так разобрать, сложить и расстрелять?

- А вы проходили фильтрационный лагерь?

- Проходили. Нас 1 мая вывели, вышли к автобусу, посадили, должны были ехать в поселок Безыменное. Дождались еще два автобуса, загрузились около 70 человек. Приехали туда, нам сказали ждите, сейчас будет разбирательство. Мурыжили, мурыжили, в туалет только в сопровождении военного. Потом отводили на допросы. Мужчины отдельно, а женщины отдельно. Меня завели, приказали выворачивать все карманы, показывать все, телефон отдать. Проверили телефон, фотографии, звонки, кто кому, ноутбук запустили, пошарились в нем.

Начали допрос вести: где вы сидели, сколько было человек, где военные сидят, какая у них есть техника, что вы о них знаете, позывные, знаете ли кого-то из прокураторы, полиции, кого-то еще из госучреждений. Раздели до нижнего белья. Посмотрели, покрутили меня. Я с женой разговаривал – их раздели до нижнего белья, лифчики снимали, в трусы заглядывали. До такой степени это все было унижение, все вещи перешерстили.

Сняли отпечатки пальцев, ладоней, фотографии сделали. Четыре раза по кругу всех крутили. Вот это все длилось, наверное, часа полтора.

С нами было две девочки: одной 22 года, а другой 15 лет. Вот эта девушка, которой 22 года, – работник полиции. В 9 вечера пришли и ее забрали. Попозже, когда мы выходили, спросили ее, что и как. Она в слезах, говорит: "У меня выявили удостоверение участника боевых действий". Хотя ничего такого у нее не было. Затем ее забрали в каком-то неизвестном направлении. Там мы ее больше и не увидели.

Нас в 10 часов вчера расселили в палаточном городке, накормили, и мы легли спать. В 6 утра колонна Красного креста и ООН сформировалась для оправки в Запорожье. Всего приехало 50 автобусов. Их них было полностью загружено только 3 автобуса.

- Они не пропускали людей?

- Это те люди, которые успели туда добраться. Первая партия вышла 30 апреля, а вторая партия 1 мая. Еще около 100 человек подобрали по дороге. Не все поехали в Запорожье, часть решила остаться в «ДНР», поехать в Россию.

- А сколько в "ДНР" осталось?

- Я знаю точно, что человек 8, тех, которых я видел – несколько семей, которые не захотели в Украину. С мужчиной разговаривал, говорит, что у него родственники где-то в России, к ним поедет. Это было личное дело каждого. Сказать, чтобы они руки выворачивали, чтобы мы ехали в Россию – такого не было. Но, я так понимаю, это потому, что, у нас в каждой палатке, на каждом этапе контролировало ООН.

К слову, через Мариуполь русские не выпускают автобусы для того, чтобы не драконить людей, которые хотят оттуда выехать.

- То есть, они еще не дают людям даже выехать, которые там хотят?

- Не дают. У меня сестра до сих пор еще там. Она уже три недели пытается оттуда выбраться. И уже очень долго многие не могут выехать. Русским нужны сейчас люди, которые будут там работать, разбирать завалы, убирать трупы. Плюс, я думаю, что их руководство понимает, что рано или поздно Мариуполь придем освобождать. Им нужен живой щит, кем можно прикрыться и т.д.

- Что люди говорят вообще о русских? Зачем это все?

- Ситуация такая, что людям в Мариуполе очень тяжело, ведь они лишены информации. Тем, которые там находятся, говорят: Мариуполь будет русский, уже Киев с Москвой договорились. Запорожье уже вот-вот возьмут. Харьков и Днепр уже взяли. Они рассказывают, что Россия побеждает по всем фронтам, и вам там ловить нечего. И вы не рыпайтесь, живите здесь спокойно.

Я людям, с кем получается, рассказываю, что нет такого, вам врут. Появился информационный вакуум, ведь связь пропала еще в начале марта, и даже украинское радио не ловит, вышки разрушены. Зато с начала марта стало ловить радио ДНР.

В оккупации люди падают духом. С теми, кто выехал в Запорожье общаемся: если раньше они были ни то, ни се, то сейчас понимают, что к нам пришел агрессор. У них меняется мышление. И это радует. Нация начинает формироваться и придерживаться одного мнения.

Поделиться
Комментарии