На прошлой неделе стало известно, что в объявленном Министерством культуры конкурсе на замещение должности руководителя Русского драматического театра Литвы победил его нынешний руководитель Йонас Вайткус.
В интервью DELFI он рассказал о планах на предстоящий сезон. На сцене РДТЛ в ближайшее время сыграют Чехова, Шекспира, а также "Евгения Онегина" Пушкина.
"Надо думать и о том, чтобы не потерять русский язык. Это уже другая проблема. Литовский язык на слуху у русского актера все время. И когда мы приезжаем в российский город, то они сразу отличают, что мы из Литвы. Никуда от этого не денешься, потому что надо иметь большой лягушатник, чтобы остаться в нем лягушкой", - говорит режиссер.
- Уважаемый Йонас, расскажите, пожалуйста, о ваших планах на концовку этого сезона и о планах на сезон будущий… Насколько мне известно, вы собираетесь ставить и "Короля Лира", и "Евгения Онегина"…
- Да, кроме этого, в марте еще состоятся премьеры "Ромео и Джульетты" в постановке венгерского режиссера Петера Урая и в мае – премьера чеховского "Дяди Вани" в интерпретации Лаймы Адомайтене… Этому способствуют и некоторые полученные средства на эти постановки.
Кроме этого, к первому июня Ольга Лапина сделает новый спектакль как продолжение "Волшебного мелка", но действие будет происходить в другом пространстве. Этот спектакль тоже будет на двух языках, так что мы привлечем на этот спектакль и литовского зрителя. Хотя и не только литовского, но и украинского, и белорусского.
О премьерах пока трудно говорить, они еще только в процессе создания, пока что рождаются лишь некоторые контуры. "Ромео и Джульетту" ставит гость из Венгрии, это будет пластический спектакль, он, скорее, обратится к языку тела, что тоже важно.
- Недавняя премьера спектакля "Три любящие" Лаймы Адомайтене была тоже из этого порядка…
Моя премьера "Короля Лира" Шекспира выйдет, наверное, осенью.
К началу осени готовится и премьера "Евгения Онегина". Возможно, даже успеем к концу этого сезона.
"Евгения Онегина" я делаю, используя музыку Прокофьева, которую он написал специально для этого романа. И в нем будет в основном прослеживаться линия Татьяны. Я думаю, что главный герой здесь все-таки Татьяна.
- А ведь и Римас Туминас свой спектакль "Евгений Онегин", премьера которого в Москве состоялась буквально на днях, тоже подумывал назвать "Татьяна"…
- Нет, вы знаете, свой я не буду переименовывать. Но акцент я, конечно, буду делать на Татьяне. Впрочем, когда Прокофьев писал музыку, там не было конца. Произведение заканчивалось на том, что она уезжает в Москву. Но мне же кажется, что финал важен по всем параметрам, в нем вся суть. Речь идет о верности, о каких-то обязательствах, которые обязательно нужны человеку… Я думаю, что в этом смысле эта история и в наши дни может прозвучать.
Мы подумываем также о постановке мюзикла, начали музыкальное направление в спектакле по Введенскому, и у нас появились очень неплохие голоса.
Что касается русской классики, на которую мы собираемся делать акцент, то мы хотим приглашать и режиссеров со стороны – Москвы, Петербурга, других городов, чтобы они сделали аутентичный спектакль.
- Как вам кажется, с вашим бюджетом это реально?
- Я думаю реально. Пока я боюсь что-то конкретное говорить, некоторые режиссеры предлагают свои услуги, и они даже готовы перебираться в Литву. И это люди с большим опытом, и актерским, и режиссерским, и педагогическим. Но к этому надо очень ответственно подготовиться. Не так просто приехать и остановиться здесь. Не так просто доказать, что этот человек нужен нам и может быть полезным.
- Давайте погорим о реконструкции театра… Недавно в прессе появилась информация о том, что вам на это выделят 50 млн. литов…
Все документы мы подготовили еще три года назад. Но начался кризис, и все остановилось, так что к этому мы готовы давно. И теперь будет легче в том смысле, что Министерство культуры сможет распределять средства из структурных фондов ЕС. А там деньги большие. Тем более, что это здание – памятник культуры, и под это дело большие средства можно получить.
Например, У Клайпедского театра тоже старое хорошее здание, они проводят реконструкцию, мы даже ездили посмотреть. И, похоже, им удастся вернуть прежний статус: и архитектурный, и стилистический, и технический. Если все пойдет хорошо, то через два года они реконструкцию смогут закончить. В Каунасе также уже почти закончили реконструкцию.
- А в случае вашего театра – когда реально получить деньги? Видимо, не раньше 2014 года?
- Думаю, что да. Я думаю так: если около года займет проектирование, то через год - полтора уже можно начать реконструкцию. Все зависит от денег. Мастера есть, но нужны средства. И если это будет затягиваться, будут ежегодно выделять по три-пять миллионов, то это гибель театра.
И тут о самом театре надо продумать, как и с чего начать, ведь наступит момент, когда нам нужно будет уйти со сцены. Надо найти место, где мы будем играть, надо в целом подготовиться.
- Вы не раз говорили о том, что в самом театре проблемы не только со зданием, но и с обслуживающими сцену работниками…
- Да, во всех театрах проблема с осветителями, рабочими сцены, с ассистентами режиссеров, с помощниками режиссеров, с гримерами. Потому что никто не хочет заниматься проблемами таких единичных профессий. Этих специалистов ведь надо готовить. Пошить костюм театральный – это одно, а пошить простой костюм – это другое. Это касается и грима, и причесок, и обуви. Для этого нужны специалисты. Это очень запущенная область.
Пытаются что-то делать при Академии музыки и театра, но в основном там выпускают так называемых менеджеров, все сейчас стали менеджерами. А как быть с ассистентом режиссера, которого по значимости можно сравнить с режиссером? В его руках весь спектакль, его ход, мизансцены. И поэтому если при академии сделали бы такие курсы, двухгодичные или просто курсы, нашлись бы такие люди, и каждый театр стал бы лучше работать. Сейчас это просто трагедия.
- В советское время была такая же неразбериха?
- В советское время при театрах появлялись ученики, которые оставались в театре. Теперь этого практически нельзя сделать. Сейчас другие обороты, другие финансы, другая отчетность. Тогда никто никуда не спешил, молодой человек приходил и вникал, оставался в театре, сейчас это слишком дорогое удовольствие. Ведь каждый хочет зарабатывать, сразу иметь дивиденды.
Планирование на уровне республики сейчас запущено. Если бы пройти по всем театрам, узнать сколько таких специалистов нужно, и организовать при каком-нибудь художественном техникуме курс «театральный костюм» или «театральный грим». Художественный институт у нас готовит дизайнеров, но там мода, а здесь нужно несколько иное.
- Раз уж мы заговорили об Академии театра и музыки, хотелось бы узнать, когда ваших 10 студентов пополнят штат Русского театра?
- В этом году. Они получают дипломы, правда, у них есть возможность идти учиться дальше – в магистратуре. Не знаю, что они решат, но после этого будет видно, кто кем себя видит. Некоторые уже участвуют в наших спектаклях, например, в "Горе от ума", "Трех любящих", "Елки у Ивановых".
- Вы ведь с Ольгой Лапиной собираетесь набирать и специализированный курс…
Кроме того, Лайма Адомайтене хочет заняться, так сказать, расследованием подросткового периода, самого опасного периода, когда каждый все воспринимает все очень ярко и очень эгоистично, и очень индивидуально. Этот пласт она будет в дальнейшем развивать. У нее уже был спектакль "Сумасшедшая", она проводила встречи с психологами, студенты ходили в различные заведения для душевнобольных. Они, насколько мне известно, стали работать над пьесой "Домой" о детях-беспризорниках. И я думаю, что это тоже интересно. А главное, что этот зритель, для кого делаются эти постановки не очень-то приходит в театр. Хочется как-то его привлечь.
- Касательно двуязычия и даже многоязычия в театре… Насколько эта идея себя оправдывает? Не кажется ли вам, что тут как в споре с двуязычными табличками, всего лишь дело принципа? Вам не кажется, что свой собственный язык для театра гораздо важнее?
- С одной стороны, вы правы. Но в театре живут те люди, у них свои эмоции, семьи, социальный статус, религия, свои проблемы и профессиональные в том числе. Я думаю, если актер способен играть на двух языках, то почему бы этого не сделать? Тем более, что он таким образом развивается и профессионально и потом может пойти в литовский театр что-то играть. Таким образом, расширяется его участие в республиканской театральной жизни – на телевидении, в кино и т.д.
С другой стороны, если у нас есть интересный детский спектакль и есть возможность показать его и литовским зрителям, то почему нет? Разве это противоречит каким-то моральным критериям? Я не думаю. Я пока этого не ощущаю. Это не совсем, как с табличками. Это коммуникация и постижение друг друга, это подразумевает больше открытости.
Но, конечно, надо думать о том, чтобы не потерять сам русский язык. Это уже другая проблема. Литовский язык на слуху у русского актера все время. И когда мы приезжаем в российский город, то они сразу отличают, что мы из Литвы. Никуда от этого не денешься, потому что надо иметь большой лягушатник, чтобы остаться в нем лягушкой.
Но вместе с тем есть и пути получения помощи. К нам приезжают педагоги, им важно, чтобы этот язык был чистым. Но две недели в год – это мало. Здесь надо находить что-то новое. Вот, наш министр культуры встретился с российским министром и, может быть, этот договор, который не подписан так, как нужно, наконец заживет. Потому что люди, которые хотят приезжать и помогать в языке и классике, и в любом другом направлении, они есть, но их труд надо оплачивать, что мы себе не очень-то можем себе позволить.
Мы также думаем, что и через школьный театр можно было бы привлечь зрителя, который очень мало ходит в театр, потому что школа очень запущена в этом смысле. Я не знаю, почему, ведь говорят, что русская школа – хорошая школа. Но я не решил эту загадку, почему руководители так пассивны. Нет обсуждения, нет желания углубляться в постановки. Есть только одиночные случаи, когда приглашают актера, который закончил ту или иную школу, но это получаются такие семейные радости.
- Может быть, имело бы смысл собрать директоров русских школ и поговорить с ними?
- Я собирал их, было много хороших слов, обещаний, но интерес проявлен не был. Мы думаем это сделать при помощи какого-нибудь проекта, через конкретный спектакль заинтересовать и завести диспут по этому поводу и с руководителями, и с педагогами. Ведь и от педагогов многое зависит.
- В одном из интервью вы сказали, что недопустимо, чтобы театр был закрытым органом… Вы в целом часто говорите о том, что необходимо быть открытыми - вам кажется, что ваш русский зритель тяготеет к некоторой замкнутости?..
- Не то, чтобы тяготеет, просто для него были созданы такие условия, возможно, это была такая идеологическая направленность: "Мы держимся друг за друга". Но многие этого не хотят. Ведь и независимость Литвы многие русские поддерживали, хотя некоторые были и на другой стороне. Но, наверное, было оказано влияние на этих людей, они закрывались и варились в этом кругу, слушали только московское радио и не впускали в свой круг больше никого. Я думаю, что это гибель для театра.
Но я думаю, русский человек, приходя сюда, не должен чувствовать, что он здесь гость. Здесь проходят самые разные вечера, мы и романсы поем, и встречи проходят, вспоминаем заслуженных людей, выставки проводим... Кроме того, мы хотим возобновить какие-то контакты с Латвией и Эстонией, скоро приедет театр из Даугавпилса. В этом городе тоже очень много русскоязычных. Мы поедем к ним.
Я не знаю, как показать хорошие спектакли из Москвы и Санкт-Петербурга у нас, потому что они больших денег стоят. Не хотелось бы, чтобы приезжали с однодневками, когда сбрасываются известные актеры, а качество ужасное. Хочется, чтобы приехал хороший спектакль, чтобы приезжал театр, а не коммерческая структура.
- Литовский зритель у нас избалован хорошими постановками – того же Некрошюса, Коршуноваса, вашими. Как вам кажется, ориентируясь и на литовского зрителя в том числе, Русский театр способен выдержать конкуренцию?
Поэтому есть смысл делать что-то по-своему, на свой лад, сделать именно русский материал. Вот один эксперимент нам показался неплохим - с Агнюсом Янкявичюсом, который поставил "Сволочную любовь". Но я думаю, и дальше можно работать.
Здесь и Андрей Жолдак хочет работать. Это известный режиссер, скандальный, но чтобы оплатить его гонорар, нужны большие деньги. Но я думаю, что один раз в два года мы сможем это сделать, но не из-за скандала. Я хочу, чтобы проявлялся интерес по всем параметрам – по теме, и по исполнению, и по профессионализму. Но таких людей не так уж много, поэтому надо работать, и обходиться своими силами, и искать изюминку извне.
- Мы с вами много говорили о здании, спектаклях, даже работниках сцены, мне хотелось бы, чтобы напоследок вы обобщили, какой вы видите духовную ось Русского театра, как для себя определяете его философию?…
- Ось – это хороший человек, и неважно, это русский, еврей или литовец, это человек без национальности. Я думаю, что именно ось русского театра – это обращение к общечеловеческим ценностям, не к своей исключительности. Надо просто попробовать привлечь своей искренностью, своей открытостью и трактовкой своих идей через какой-то материал, который этому способствует. И это самое главное.
Важно, чтобы театр стал местом, где люди не чувствовали бы себя антагонистами, где люди могли бы общаться друг с другом – литовец с поляком, поляк с русским и так далее. И это самая трудная задача для русского театра, и самая ответственная. Тогда оправдаются все разговоры об этом театре. Если здесь будет тепло всем, то и русский зритель будет горд, что есть такое место, где можно собраться, где может поместиться любой честный человек, который не подвержен каким-то идеологическим идеям, который ценит семью, ищет бога в себе и вокруг. Возможно, нам необходимо чуть-чуть больше Достоевского...
- Спасибо за беседу.
