Этот спектакль — копродукция вильнюсского театра, театра-фестиваля «Балтийский дом» (Санкт-Петербург), Фонда Станиславского, Национального драматического театра Литвы при поддержке Aldo Miguel Grompone (Рим). Премьеру в Вильнюсе Meno Fortas сыграл в конце апреля, сейчас турне по Италии. Потом, осенью, будут Питер и Москва.
Пресс-конференцию в Бриндизи отменили по случаю траура (город хоронил студентку лицея, погибшую накануне от взрыва возле школы), а спектакль предварили минутой молчания и взволнованной речью, в которой часто звучало слово «мафия». Собравшиеся со всей Италии критики были вынуждены обойтись без комментариев режиссера. И хотя Някрошюс включил в программку поэпизодное либретто, воспринимать сценический текст его «Божественной комедии» — труд чрезвычайный: Някрошюс предлагает свой собственный, пока достаточно расплывчатый сюжет, и, проходя почти пятичасовой спектакль, вместивший «Ад», «Чистилище» и одну песнь «Рая», легко заблудиться в режиссерском лесу.
Лес, впрочем, никакой не сумрачный, а «суровый Дант» — улыбчивый хуторской парень. Если бы не красная с черным кантом рубаха апаш (художник по костюмам Надежда Гультяева), отсылающая нас к портретам великого флорентийца (всегда в красном), мы никогда не признали бы в этом мужичке титана Средневековья. Актер Роландас Казлас по природе простак, его Данте — наивный, веселый «Шукшин», радостно вспоминающий юную курносую подружку Беатриче. Как известно, Данте первый раз увидел Беатриче в белом. На Иеве Тришкаускайте белые колготки, белые балетки, белый воротничок и пояс с белым бантом. Школьница-отличница с аккуратным «конским хвостиком», она выходит на сцену, держа стул с горящими по ней самой поминальными свечками (вот, думаешь, начинается Някрошюс), становится на грудь лежащего Данте и кричит робкой, жалобной птицей-чайкой, потом выносит свой профиль, вырезанный из ватмана. Выполняющие роль хора студенты Някрошюса заполняют такими профилями-белыми птицами-надгробьями-ангелами весь планшет сцены, но приехавший с большими санками почтальон собирает их и увозит. Увозит от Данте образ Беатриче Вот и завязка, вот тут-то и возникают как бы лев и как бы волчица (ребята, делающие не слишком удачные этюды на животных), а затем и щуплый человек с факелом — Вергилий (Вайдас Виллюс).
Предыдущим великим режиссером, ставившим поэму Данте, был Йозеф Шайна (начало 1970-х) — человек, прошедший ад Освенцима и Бухенвальда, знавший, что это такое и что такое адский огонь (печи работали бесперебойно).
Някрошюс снимает с «Божественной комедии» всякий пафос и всякий трагизм, делая акцент на слове «комедия». Встречаются два парня, Данте и Вергилий, и путешествуют по нестрашному, милому, иногда веселому пространству, которое уж никак не «смердит под жидкой пеленой». На сцене (сценография Мариуса Някрошюса) огромный черный шар, блестящая спираль, несколько стульев и металлическая стенка, скрытая театральным занавесом. Вергилий откинет завесу — и о стенку станут биться те, кому дорога в ад заказана, что были при жизни ни холодны, ни горячи.
Ведет себя Данте в аду вполне активно. Этот сельский паренек не слишком-то печалится о Беатриче, тем более что она не ждет его в раю, а сопровождает по аду, ревниво появляясь каждый раз, когда на Данте претендуют то Франческа, то жена Джемма, то дама Италия — он, простак, не прочь завести с ними шашни. В знак протеста Беатриче каждый раз исполняет на скрипке музыкальный школьный этюд (условно — Черни).
Но что действительно ад, так это плохо работающая почта. В каждом круге одна и та же компания хороших знакомых и родственников Данте (в поэме он встречает их великое множество) — кидают в ящик почтальона письма. Но почта сбоит, и покойники суют конверты Данте — для передачи в Мантую и Падую, Равенну и Флоренцию...
Что же остается в памяти после спектакля, чем пополнить копилку великих някрошюсовских метафор?
Строй великих под предводительством слепого Гомера, к которым Данте кидается за автографами, с которыми меряется размером ступни, куда пытается втиснуться, но его вежливо выводят...
Паоло и Франческа с книгами на коленях и двухметровой линейкой поверх страниц. Быстро и лихорадочно передвигая линейку, они синхронно вычеркивают слово «любовь»...
Встретившиеся в раю Данте и Беатриче врастают в землю и долго не могут оторвать ноги от пола, чтобы двинуться навстречу друг другу...
Но расстояние от образа до образа, от метафоры до метафоры труднопреодолимо. А ведь у Някрошюса именно театральный язык рождает содержание, языковые находки держат действие и образуют смыслы. В «Божественной комедии» чувствуется иссякание эстетики. Пока что смотреть ее тяжело, круги ада повторяют один другой, и ты действительно мучаешься пять часов в отличие от веселого Данте. Мучаешься, как те, не допущенные в ад, поскольку не были ни холодны, ни горячи. Увы, этот спектакль тоже ни холоден, ни горяч. И некому откинуть бархат, Вергилий умер где-то тут, в Бриндизи...
