Киркоров считает, что Лазарев его двойник

— Почему ты так придирчив и избирателен в рассуждении «телевизионных съёмок»? «100 вопросом взрослому», «Девчата» — предложения отклоняешь одно за другим…

— Потому что не хочу становится растиражированным. Потому что — всему своё время. Потому что это удел болтливых неврастеников— быть везде! Потому что позор — после Баскова ходить!

— У тебя во всех разговорах, во всех интервью один и тот же набор имён: Алла, Крутой, Рикки Мартин, Алан Бадоев (клипмейкер)… А где, например, человек великой музыкальной святости Эрос Рамаццотти?

— Твой Эрос хороший артист, но он не в топе. Он не развивается. Есть люди высокого полёта, но не рискующие, не меняющиеся.

— Не то что ты…

— Не то что я!

— А какие отношения у тебя сейчас с Меладзе, который по части нелюбви к тебе номер раз в стане коллег (ВМ первый самым резким образом обрушился на ФК после инцидента с Мариной Яблоковой)?

— Я не очень хочу об этом говорить, но если ты обратился… Мы поддерживаем нейтральные отношения. По крайней мере, худа я ему не желаю. Просто прежде чем облачаться в тогу обличителя, надо вспомнить про зеркало.

— Дима Билан, у которого всегда был уверенный стиль, сегодня кажется мне смятенным… Мне кажется?

— Нет, не смятенным. Я так думаю, избыточно напряжённым. Он не доверяет миру, что вокруг. Не верит в хорошее отношение, и это грустно. Хорошо, нам совсем недавно удалось поговорить, и, кажется, проблемы со мной уже точно нет. Я ему не враг.

— А кому враг?

— Никому.

— И ещё про молодых. Про Лазарева…

— Лазарев напоминает мне меня самого. Он не отмеряет этажи жизни неудачами, он всё время ищет… Он и в цирке, и на льду — блестящ, и оперные арии вытянул. Если у Билана много хитов, то Лазарев — сам по себе хит… Кроме них двоих и нет никого.

— Про Аллу Борисовну…

— Уже одно то, что она никогда не превратится в Бетт Мидлер, говорит о ней больше, чем о Бетт Мидлер… Да уж, видел я Лайзу Миннелли в «Сексе в большом городе — 2»…

— И как?

— Да она уродливее жабы и, кажется, тупее её…

— Ну это жестоко…

— Но таких имён, которым уже давно изменияет вкус, полно… Софи Эллис Бэстор. Хьюстон снюхалась.

— А я помню, как после московского концерта, когда УХ даже не понимала, где она и зачем, ты написал мне: «Вот что делает с человеком небрежение к Профессии и к себе».

— С неё этот список не начинается и ею, увы, не закончится. Надо себя охранять от соблазнов, блюсти.

— Это правда, что ты даже не пробовал наркотики?

— Клянусь! Мне это даже на уровне идеи не нравится. Видимо, я устроен так, что говно ко мне не прилипает. Видимо, я так с малых лет растворён в профессии, что любой шаг вправо и влево от неё неприемлем. Я так выстраивал — и выстроил — собственную жизнь, собственную карьеру, чтобы никогда не терять представления о реальности.

— Ты ведь посегодня, без иронии, единственный человек, который в Питере дал кряду 33 аншлаговых концерта. Сейчас такое возможно?

— Сейчас хаос. Хаос вообще, и хаос в головах. Но билеты в КДС мы продаём молниеносно.

— По нынешним временам это как изо льда сделать порох!

— Да уж…

— Как можно охарактеризовать ваши отношения с Яной Рудковской?

— Как приязненные… Она сильная и умная. Я всегда рядом, если надо. Я вообще всегда рядом.

— И всё-таки: отчего так много всяких историй с тобой? Отчего так много в лучшем случае сарказма, в худшем — злобы?

— Это можно долго объяснять, но в конечном итоге это перфекционизм и его следствие. Я с себя спрашиваю в первую очередь, как никто не спрашивает, и, разумеется, спрашиваю со всех, с кем работаю. Тут уж… Тут я могу быть очень жёстким. Всё, что у меня есть, это работа. Доблесть ли это, или это кому-то кажется ущербным, я не знаю, и мне всё равно. Если кто-то мешает мне в том, чтобы мою работу в её близком к идеальному варианте увидел зритель, я этого терпеть не буду. Хотя, конечно, иногда нужно… поспокойнее, что ли.

— Я помню (и мне понравилось), как ты ответил на, подозреваю, 729-ый за неделю вопрос о том, каково это было — быть мужчиной при Алле Борисовне.

— А я отвечаю (а отвечаю только тогда, когда сочту нужным), что меня эти разговоры вообще не трогают… Даже если ПРИ... При КОМ, люди? Это же Алла! И ладно бы я просто был, но ведь какая это мотивация, какой стимулятор, какое вдохновение — себе и ей доказывать, что выбор не случаен. Так что никаких комплексов! Я там, где я сейчас, во многом благодаря этому союзу.

— А где ты сейчас?

— (Хохочет).

— Я читал твоё очень интересное суждение про эксперименты. До него, кстати, неприменимый ко мне, да и ко многим, тезис: «Успешный человек — богатый человек». Как же быть со мной тогда, мраморно-величественной звездой, которая виновата только в том, что её профессия — журналист? А в суждении, которое заинтересовало, примерно вот что: «Если ты понимаешь концерт как площадку для экспериментов, тогда иди и пой в караоке. Экспериментировать надо так, чтоб никто ничего не заметил».

— И что?

— Но ты же первый из экспериментаторов! Неостановимый, как гормональная буря: то блондин, то лысый…

— Но я не бью себя в грудь и не ору про то, какой я бесстрашный.

— Но это чревато утратой, скажем так, консервативной части поклонников.

— Поклонники бывают только любящие. Которые мечутся — то не поклонники. Вот этого, балансирования на грани «сегодня — люблю, завтра — нет», я не приму.