Возглавляемый Халилом турецкий культурный центр в Литве Balturka попал в Турции в список террористических организаций. Так организация, которая еще недавно принимала высокопоставленных гостей из Турции, сотрудничала с университетом Миколаса Ромериса и с Литовским педагогическим университетом, в одно мгновенье лишилась поддержки турецких предпринимателей, а сотрудники Balturka – возможности вернуться на Родину.
Стремительное скатывание Турции в авторитаризм спровоцировало новую волну миграции. Теперь из страны уезжает все больше образованных людей, которые надеются найти себе применение на новом месте. В Литве, по опыту Халила, к ним относятся с пониманием, но не готовы воспринимать как будущих полноценных членов общества. Почему турецкие политбеженцы выбирают Литву, но видят здесь перспективу только для своих детей школьного возраста, Халил рассказал Delfi в рамках проекта "Новая жизнь. Направление - Литва".
- Как ваши родственники в Турции восприняли эту ситуацию?
– Мои родственники поддерживают политику нашего президента Реджепа Эрдогана. А я оказался в оппозиции. Недавно разговаривал с мамой. Она решила мне показать, какую мебель купила. А я обратил внимание на книжные полки. Там не оказалось книг, которые у нас были раньше. Спросил, куда они делись. Мама ответила, что это была опасная с политической точки зрения литература, поэтому часть она сожгла, а часть выкинула на помойку. Я ее предупредил, что если эти «опасные» книги обнаружат в контейнере, то ее найдут по отпечаткам пальцев. И в этом случае, я ее предупредил, пусть звонит моей сестре, которая голосует за Эрдогана и ходит на его митинги.
- О чем вас спрашивают в Литве, когда узнают, что вы из Турции?
Понятно, что Турция – партнер НАТО, и Литва в этом отношении должна придерживаться общей позиции альянса. Но нам хотелось бы, если поддерживаются дипломатические отношения между Анкарой и Вильнюсом, чтобы Литва напоминала Турции о необходимости соблюдать свободу слова, о том, что нельзя журналистов, женщин с детьми сажать в тюрьмы. Турция c большим уважением отнесется к словам Литвы, чем к нашим.
Мы, например, хотели бы иметь возможность сделать митинг перед турецким посольством, как это делают наши друзья – мигранты из других стран. Но мы не выступаем, потому что не хотим быть стороной, которая создает проблемы принимающей стороне, не хотим, чтобы отношения между Турцией и Литвой осложнились.
- Вы боялись, что в Литве могут испугаться и не разрешить Вам остаться?
- Наш культурный центр всегда вел активную работу, все наши проекты были открыты для всех. У нас есть много литовских друзей. Мы советовались с ними, как нам лучше поступить. Литва входит в состав Евросоюза и является демократической страной, поэтому мы доверяли ее юридической системе.Так я и моя семья – жена Виолетта и четверо детей – подали заявление на получение убежища и после рассмотрения документов получили разрешение.
– Статус политбеженца влияет каким-то образом на отношение к Вам?
– В целом, об этом мало кто знает. У нас есть документ, позволяющий тут жить – постоянный вид на жительство. А на каком основании он выдавался, знает только Департамент миграции.
Тут проблема в другом. Все равно, хочешь не хочешь, а в своей деятельности ты связан с Турцией. Наши корни оттуда, наши родственники там. А став политбеженцем, ты не можешь ездить в страну, где тебе грозит опасность. И получается парадокс. Приходишь устраиваться на работу. Тебя спрашивают: «Турецкий язык знаете?». «Да, конечно». «Отлично, нам надо будет, чтобы вы ездили в Турцию». И тут мне приходится объяснять, что ехать туда я не могу. Спрашивают: «А когда сможете поехать?». Отвечаю: «Когда в Турции порядок будет». Так и остаешься без работы, несмотря на знание языка, культуры.
Другая ситуация: сюда приезжает турок, которому нужен человек, который знает язык, знает страну и может помочь. Но он, понимая, что мы в «черном списке», боится с нами официально сотрудничать. Общаться – да, но не более того. То есть в итоге мы никак не можем использовать свои турецкие корни.
- Вы стали политбеженцем, уже проживая в Литве. А как здесь оказываются другие беженцы из Турции? Ведь Литва – не самое престижное направление среди мигрантов...
Интересно, что 50 лет назад, когда была первая волна турецких мигрантов в Германию, это были рабочие. А сейчас из Турции уезжают люди с высшим образованием. Конечно, они не хотят быть чернорабочими на новом месте. Они надеются использовать здесь свои знания.
Но в Литве, к сожалению, нам эта возможность недоступна. Пока что отношение такое: раз беженец – пусть работает уборщиком, на любой низкоквалифицированной работе. Можно, конечно, и уборщиком. Но тогда мы не видим перспективы. Нам кажется, что использование мигрантов с высшим образованием в полной мере было бы выгодно и самой принимающей стране.
- По Вашем опыту, сколько лет должно пройти, чтобы мигрант здесь почувствовал себя «своим»?
– В Литве это происходит очень медленно. То, что у нас нет консультанта, наставника, который мог бы нам подсказать, как лучше действовать, очень замедляет нашу интеграцию. Хватаешься за одно дело – ничего не получается. Год потерял – ушел в минус. Два шага вперед, один назад. Но мы опять сравниваем, например, с Германией. И понимаем, что здесь все равно лучше.
- В чем лучше?
– Литовцы уважают турок, поэтому мы здесь не сталкиваемся с негативным отношением по национальному признаку. А в Германии можно услышать а-ля «опять эти турки приехали». Поэтому, кстати, многие наши, кого не принимает Германия, приезжают в Литву и здесь остаются.
- Но там большая турецкая община. Есть кого учить и лечить...
– Нет, наши политбеженцы стараются держаться подальше от этой общины. Там среди турок много проэрдогановских людей. Поэтому те, кто бежал от режима, хотят полноценно интегрироваться в местную систему.
- А в Литве Вам удалось сплотить между собой турецких беженцев?
– Мы вообще думаем, что беженцы должны между собой дружить, независимо от того, из какой страны они приехали. Собираемся создать некий совет беженцев. Вместе мы сможем быстрее решать проблемы, а значит быстрее интегрироваться. Мы могли бы собираться раз в месяц, чтобы понимать, что происходит, какие идеи, какие проблемы, какие решения и результаты.
- А с литовскими госорганами вы связывались на этот счет?
– Мы, честно, даже не понимаем, с кем мы можем в этом плане разговаривать. Пока мы оформляем вид на жительство, нами занимаются люди из Миграции. Но они выдали карточки, и на этом их ответственность закончилась. Потом в Рукле мы подписываем договор и нас отправляют в «Каритас» и Красный Крест. И все. Мы больше никого не видим. Больше нет никакой организации, которая бы нами занималась.
«Каритас» – благотворительная организация, там работают искренние люди, стараются нам помочь. Там есть переводчики, адвокаты, есть волонтеры, которые делают детские программы. Они очень стараются. И мы им очень благодарны, но дальнейшая адаптация беженцев не должна быть только в их руках.
– А что можно было бы сделать в этом направлении?
– Для начала можно было создать организацию, которая бы анализировала поток мигрантов в Литву: знала бы про каждого мигранта, что он может делать, чем может быть полезен Литве. Некая база данных. Сейчас получается, что мигранты и беженцы работают у чуть более успешных беженцев и мигрантов. Приехал из Турции – идешь работать к турку. То есть мы сами себе помогаем. А почему бы не принять их в литовскую компанию? Да, понимаю, есть языковой барьер. Но на самом деле, человеку надо выучить определенный набор слов и выражений, чтобы начать работу. За два месяца его вполне можно выучить.
Сейчас получается, что мы приходим на биржу труда и говорим: «Мы хотим работать». Там отвечают: «Невозможно, потому что вы не знаете язык».
- Удается ли ходить на языковые курсы, если параллельно нужно работать?
– Нет, получается замкнутый круг. Люди приезжают сюда и ждут решения миграции. Но в процессе ожидания тебе никто не даст работу. И на курсы тоже не возьмет. И так ты проживаешь несколько месяцев, ничего не делая. А как только ты получаешь вид на жительство, ты автоматически получаешь право на работу и можешь попасть на курсы. Но если ты пошел работать, а работа низкоквалифицированная, то максимально набираешь часы и работаешь с утра до позднего вечера. А, значит, на курсы почти не остается времени.
Например, в Литву как беженец приезжает молодой человек. Он закончил в Турции школу, а сюда приехал как беженец. Английский он знает, немецкий тоже. Но он готов здесь учиться на литовском языке. Но ему там говорят: ты можешь пройти бесплатные курсы в «Каритасе». Он отвечает: «Занятия два раза в неделю в «Каритасе» – это мне не поможет. Я хочу учиться в университете, мне нужны серьезные курсы». Он идет в Вильнюсский университет, пишет заявление: я беженец, хочу учиться. Ему говорят: пожалуйста, платите полторы тысячи евро за один семестр и можете интенсивно учиться языку. А он в этот момент в лагере. У него таких денег нет. Люди же приезжают с пустыми карманами. Кроме того, у всех в Турции есть долги. Ведь, чтобы переехать, надо было занять денег у друзей или родственников. У тех, кто только вышел из лагеря, пособия есть, но его едва хватает на оплату жилья. В итоге мы ему все-таки собрали деньги на литовский. Но даже с постоянным видом на жительство он не смог поступить на бюджетное место, потому что он должен соответствовать тем же конкурсным критериям, что и местные абитуриенты. Но для иностранца это нереально!
В Литве такая логика: если ты язык знаешь, значит ты интегрирован. Но я считаю не так: ты интегрирован, если у тебя есть перспективная работа.
- То есть государство должно каким-то образом втягивать бизнес в процесс адаптации здесь мигрантов и, особенно, беженцев?
- Тут есть несколько моментов. Во-первых, Литовское государство разрешило нам остаться здесь, и мы ему за это очень благодарны. Во-вторых, интеграция беженцев должна быть заботой не только «Каритаса» и «Красного креста», а всех государственных учреждений. Необязательно для этого писать проекты и ждать финансирования государства, потому что это долгий процесс. А если университет примет беженца на учебу, ему это не будет стоить больших денег. И получив местный диплом, эти молодые люди будут «витамином» для Литвы. Если человек в Турции дошел до уровня аспирантуры, а здесь он работает парикмахером. Конечно, он будет работать на этом месте, потому что безвыходная ситуация. Но сколько от него как от парикмахера получит пользы Литва?
Приведу пример. Молодой человек приехал, отучившись год в Турции на медицинском факультете. Он пытался поступить здесь на второй курс, но его не берут, потому что он не может сходу сдать экзамен по биологии на литовском. В итоге родители и сестра остались здесь, а он уехал в Германию, где ему сказали, что стране нужны врачи. Он выучил немецкий язык, сдал на вторую категорию и был принят на бесплатную программу в немецкий университет. Сейчас, в ожидании учебы, он по ночам работает в компании по сортировке мусора. Днем учит язык. Неужели он бы не выучился в Литве? Я думаю, это потеря для Литвы.
В-третьих, государство должно убедить частный сектор, что отныне это наши люди и их надо тоже встраивать в систему, чтобы не получалось так, что мы только в своем кругу крутимся и только сами себе помогаем. И нам из-за этого сложнее понять и местный менталитет, и образ жизни. Иногда даже не хватает таких простых вещей, как просто советов по бизнесу местных предпринимателей: в какой ситуации как правильно поступить. Нам бы это очень помогло.
Мы же никуда не уедем. У нас есть семьи, дети, которые учатся на литовском языке... Кстати, устроить детей в школу – не проблема. Кто хочет, отдает детей в русскоязычные школы, кто хочет – в литовские. Большинство турок все же отправляют детей в литовские.
- Ваши дети тоже на литовском учатся?
– Двум старшим дочкам шесть и восемь лет, они учатся в литовской школе. Остальным детям четыре и два года. Старшая писала диктант по литовскому языку и заняла третье место в Вильнюсе! Мы этим очень гордимся. У нее нет проблем с интеграцией.
- Но Ваша жена из Башкортастана. Дома второй язык – русский. Не думали отдать детей в русскоязычную школу?
– Нет, мы с самого начала подумали, что они должны полностью интегрироваться в литовскoe общество. Может, у нас, родителей, получается не так быстро, как у детей, но мы считаем, что дети могут добиться большего успеха. Многие турецкие семьи здесь очень ценят литовскую систему образования.
Кстати, нас иногда с опасением спрашивают, почему у нас так много детей. Я объясняю, что у меня нет в Литве никого, кроме моей семьи. Мы с женой между собой рассуждаем так: был бы один-два ребенка, было бы легче. Но с другой стороны, когда их много, они друг друга поддерживают. Я не хочу, чтобы, когда они вырастут, они остались одни.
Я уже четыре года не был в Турции. Да, у меня там есть братья и сестры, есть племянники. Но близости уже нет. Значит, через 15 лет эта связь ослабнет, а через сорок лет исчезнет совсем. А у наших детей корни будут здесь, у них будет здесь своя семья. Как в Литву когда-то пришли татары, остались здесь и сделались местными.
- А откуда, как Вы считаете, этот страх перед многодетной семьей?
– Что люди обычно видят по телевизору? Приезжают беженцы, не работают, получают пособия, рожают много детей. Из этого они делают вывод: этих беженцев потом будет много, а нас, наоборот, мало.
- А старших дочек в школе не обижают из-за того, что они мигрантки?
А когда вторая дочка пошла в школу, оказалось, что класс уже интернациональный. Там много детей из смешанных семей: один из родителей – иностранец. И моя дочка даже взялась помогать с литовским однокласснику из такой семьи. Кстати, и родители стали более открытыми, и больше появилось детей, которые говорят по-русски.
- А что дочка делала, чтобы преодолеть это отчуждение в классе?
- Мы всегда учим детей, чтобы они никогда не смотрели на национальность человека или на то, из какой страны он приехал. Учим их помогать друг другу, своим друзьям, не заострять внимание на конфликтах. Где бы они не находились, надо любить ту страну, в которой ты находишься. Eсли они будут любить, они будут счастливы. А если они будут хотеть здесь жить, у них будет стремление преодолевать трудности.
- Вашей жене, наверное, проще здесь интегрироваться. А как себя ощущают жены других турецких беженцев?
– Да, Виолетта говорит по-русски, по-английски, сдала экзамен по-литовскому. Но, так как дети маленькие, она пока не работает. Но другие турецкие женщины спрашивают нас: где мы можем работать. Некоторые приехали с высшим образованием, в Турции были школьными учительницами. А здесь приходится тоже идти на низкоквалифицированную работу. И это отсутствие перспективы их сильно смущает. Правда, одна женщина все-таки смогла устроиться в школу помощником учителя. До этого она работала в магазине Maxima. Так вот в школе она получает меньше зарплату, но чувствует себя лучше, потому что работает по специальности и набирается опыта. Деньги – не самое главное. Главное – реализация. И для женщин тоже.
